Сказки и песни цыган России

— Ах ты пес этакий!

— От пса слышу.

— Твой сын — вор, он у меня лучшего рысака украл.

— Э, врешь, нам твои кони не надобны, у нас своих хватает. Это твоя дочь так к моему сыну спешила, что рысака прихватила, да, видно, обратно забыла поставить.

А тут (какой грел его занес?) заходит в лавку отец Петрий. Он был благочинным, этот поп. На двенадцать церквей хозяин. Отец Петрий и говорит:

— Нехорошо выражаетесь. Не богохульствуйте.

Рассвирепел богатый купец, под горячую руку ему поп подвернулся.

— Отец Петрий, попрошу выйти! У попа глаза на лоб полезли.

— Не вмешивайся, не твое дело! — подхватил цыган — Дай нам поговорить.

Тогда отец Петрий и говорит богатому купцу: — И охота тебе с цыганом спорить?

— Ах, я — цыган! — вскричал цыганский купец, схватил с полки кнут и давай попа охаживать.

А богатый купец кричит:

— Эй, остановись, тюрьма — двенадцать лет. — За что?

— За попа.

— За такую собаку ничего не дадут, да он и не скажет, ведь на мои деньги живет.

— Какие у тебя деньги, цыган? Была бы у тебя лавка — другое дело.

— Да тебе такие деньги и не снились, какие есть у меня.

— Мне? Смотри. Вот я возьму тыщу рублей и сожгу их у тебя на глазах. Если у тебя есть больше — сожги, я тебе разницу верну.

— Ах так? — вскричал цыган. — Ну ладно. Ты тысячу рублей сжег, а я десять тысяч сожгу...

Достает цыган из кармана бумажник, вынимает пачку фальшивых денег, машет ими и кричит:

— Смотрите, люди добрые, все без обману, ровно десять тысяч. Как говорил, так и делаю. Эх, горите мои денежки!

Сжег цыган фальшивые деньги, а потом кричит:

— Не купец ты. Это я — купец, а ты мне в работники годишься.

Исхлестал цыганский купец бумажником, полным денег, богатого купца и говорит:

— Мне такой сват и задаром не нужен. Ты мне приплати, я к тебе в родственники не пойду. А дочь забирай, зачем она нам?

[112] Записана на ст. Семрино Ленинградской обл. от И. М. Федорова (около 60 лет).

Издавна имя Пушкина среди цыган в почете за то, что он их добрым словом поминал, за то, что любил их, за то, что жил среди них, за то, что книги о них писал. Помните книгу об Алеко и Земфире? Так вот, среди цыган ходит история такая, что это Пушкин о своей жизни написал, когда бродил он с табором по России. Много лет уже этой истории... Прогневил Пушкин царя, и хотел тот его сослать да не удалось царю это дело. Скрылся Пушкин. Ходил он себе по России и как–то раз набрел на цыганский табор. Видит: стоят шатры, лошади по поляне гуляют, костры горят. Сидят цыгане возле костров, кушают, чай пьют, а рядом на пне кузница–ковальня устроена, тут же коней подковывают, молодежь здесь же песни под гитару поет.

Пушкин сразу в табор не пошел, остановился неподалеку, наблюдает. Видит он: пошла в лес цыганочка дровец набрать. А была цыганочка та молодой да красивой. Подошел к ней Пушкин, разговорился. А надо сказать, что вид у Пушкина к тому времени был не барский, долго ходил он по земле и пооборвался совсем. А сам по себе Пушкин был красавцем. Понравился он цыганке, привела она его к своему отцу. Так и остался Пушкин у цыган в таборе жить.

Повенчали Пушкина с Земфирой по цыганскому обычаю, как положено. И стали они жить–поживать. Предложил вожак Пушкину:

— Живи, как хочешь, морэ, делай, что пожелаешь: хочешь — на кузнице работай, хочешь — лошадьми занимайся — твоя воля.

Да только не стал Пушкин ни кузнецом, ни цыганским барышником. Сидел он себе на пеньке да книги свои писал. А еще рисовал много: детей цыганских рисовал, коней, как пляшут цыгане, как поют для богачей, как милостыню просят, как гадают — все как есть рисовал. Жаль только, что не дошли эти рисунки до наших дней: в таборе погибли при пожаре.

Долго ли, коротко ли, рождается у Земфиры сын от Пушкина. А тут, как на грех, влюбилась цыганка в одного таборного парня. Стала к нему на свидания ходить тайком.

Как–то раз ложится Пушкин с Земфирой в полог, да только глаза сомкнул, встала Земфира и ушла от него по росе на свидание. А тут ребенок заплакал. Проснулся Пушкин, глядит: нет жены. Кинулся он искать ее. Видит — следы по росе от шатра ведут. Пошел Пушкин по следам и набрел на влюбленных. Сидят они у реки, обнимаются.

Великий гнев охватил Пушкина, и не сдержался он, выхватил цыганский нож и убил цыгана.

Собрался табор на цыганский суд. Слыханное ли дело: человека убили, да еще в своем таборе?! Стали разбираться, судить да рядить.

— Из–за ревности погиб цыган, — сказал вожак, — и ревность была правильной. Коли нарушила Земфира слово, данное тебе перед богом, то по закону следовало ее убить.

— Не мог убить я ее. Люблю я Земфиру по–прежнему, да и что бы сын мой делал, если бы я Земфиру убил? — ответил Пушкин.

Долго совещались старики и решили осудить Пушкина по старинному обычаю: посадить его на камень, а потом изгнать из табора. Только за убийство была такая кара. А когда сажали человека на камень, сердце его (так верили цыгане) должно было окаменеть для цыганскою рода.

Посадили Пушкина на камень, а табор снялся с места и укатил в степь.

[113] Оригинал опубликован в книге А. П. Баранникова «Цыганы СССР» (М., 1931, с. 67—68 — далее без выходных данных). Песня записана в Старом Осколе с напева цыганки Ноди в 1928 г. Мелодию баллады можно найти в сборнике С. М. Бугачевского «Цыганские народные песни и пляски» (М., 1971, № 82, с. 68 — далее без выходных данных). Песня записана в 1959 г, от Д. А. Мерхоленко из Павшино Московской обл.