Иван Панькин - Легенды о мастере Тычке

— Когда я был простым рабочим, я всегда честно относился к своему делу.

— С каких же пор тогда ты потерял честность? — спросил его Тычка.

На ружейном заводе работал надзиратель, от которого жизни не было мастеровым. Он через стену слышал, о чем говорили мастеровые, и все, конечно, доносил до начальства. Когда стал слаб ушами, с этой должности его сместили. Обиженный надзиратель пришел в тот цех, где некогда работал обыкновенным мастеровым, и прежде чем пожаловаться на несправедливость начальников, спросил у рабочих:

— Как вы думаете, почему я снова вернулся к вам?

— А что нам думать, — за всех ответил Тычка, — змея всегда умирать выползает на дорогу.

Один заводчик, прохаживаясь по цехам, любил говаривать своим рабочим:

— Не отвлекайтесь, дорогие, не отвлекайтесь, что задумали, надо доделывать до конца.

Ему казалось, что все волынят на работе и он напрасно им платит деньги. Однажды прослышав, что после свержения царя у него могут отнять завод, он вдруг решил умереть.

У его постели собралось много народу. Лежит заводчик с закрытыми глазами и ждет; может, кто скажет сочувственные слова. Но все молчат.

Вдруг на кончик его носа села большая муха и стала чистить свои крылья. Заводчик поморщился и приоткрыл один глаз, чтобы заодно посмотреть, что за народ собрался возле него.

И в это время из толпы послышался спокойный голос Тычки:

— Не отвлекайся, дорогой, не отвлекайся. Что задумал, надо доделать до конца.

Чтобы Тычка лишнее не говорил о начальстве, его решили прикрепить к самому строгому мастеру.

Новый мастер сказал:

— Я много говорить не люблю. Если мотну головой вниз, значит — иди сюда.

— Оказывается, у нас одинаковые характеры, — ответил Тычка. — Если я в стороны замотаю головой — значит, не пойду.

Был Тычка не только гравером, но и кузнецом, и скульптором, и резчиком по дереву.

Повадился к нему ходить по вечерам сосед. Придет с шахматами, расставит фигуры и ждет, когда подойдет Тычка. Сосед прямо-таки не давал ему дома работать и при этом всегда обыгрывал партнера, а после этого его по-всякому хулил. Как же отвадить надоедливого шахматиста? А Тычка знал, что, если сосед кому-нибудь проигрывал, то больше не приходил.

И вот Тычка дождался соседа и сказал ему:

— Сегодня будем играть моими шахматами, и начну игру белыми фигурами я.

— Пожалуйста, — ответил сосед. — Все равно проиграешь.

Когда Тычка расставил шахматы, сосед изумился: мастер из белого дерева вырезал воинов Александра Невского, а из черного — псов-рыцарей. А кому приятно такими фигурами играть? Сосед проиграл, конечно, и больше носа не показывал к Тычке.

И теперь, когда его спрашивали, почему он больше не хулит мастера Тычку, тот отвечал:

— Я стал придерживаться такой пословицы, в которой говорится: "За молчание подарки дают".

Пусть и говорят, что за молчание подарки дают, но без языка и колокол становится немым. Для чего же он тогда нужен миру? Однако излишнее вяканье доводит и до бяканья. А мы, кузнецкослободские, народ экономный, каждое пасённое слово стараемся держать за щекою. Так что простите уж, если моя притча будет короче носа птичья и сложится не так хорошо и бойко, как у рогожинских слобожан, которые науку познают каждый день на базаре и едят печатные пряники. Мы люди неграмотные, от дедовских времен довольствуемся пряниками неписаными, на базар ходим только по праздникам. И живем просто: сами ездим на кобылах, жены на коровах, дети на телятах, слуги на собаках, кошки на лукошках. Но стараемся думать так, как плотник с топором и писака с пером. Каждое утро просыпаемся с думою-мечтою, как бы на лету комара подковать и мастерством выше Тычки стать. А он оказался такой хват, чего ни сотворит, будто на булате напишет, и его имя не сотрешь. Не говоря уж о том, что он умел на обухе топора рожь молотить и ни одного зерна не уронить.

Как-то раз он принес к нам в цех небольшой кубик, сделанный из самой прочной стали. Кубик был как кубик, ну, величиной, примерно, в один кубический сантиметр. Но все его стороны были настолько отшлифованы, в них глядеться можно. Проведи по его площадям линейкой прямотою солнечного луча и зазора не увидишь.

Дал он этот кубик нам.

Мы повертели, повертели его в руках, что могли сказать? Сделан он был так, как мог сделать сам тульский бог, по солнечной линейке.

— Вы ничего не заметили в этом кубике? — спросил нас Тычка.

Мы только пожали плечами. А он нажал на один из его уголков, и этот кубик распался еще на сто кубиков. Всю эту крупу он опять передал нам, мы как ни старались их снова собрать в один, но так и не могли. А Тычка потряс кубики-малютки между ладонями, и они опять слиплись вместе. Мы все глядели на этот кубик, как гуси на зарево, и от удивления гагакнуть боялись. Вроде бы не велика штучка, да мотовата. А нам всегда кажется, что если нужно сделать что-то большое, нужна и большая площадь. Ан нет, оказывается, и на самой малой площади можно сделать больше большого. И еще мы забываем о том, что, кроме задумки, каждому творящему человеку нужна та смелость, которой, кажется, ни у кого из нас до сих пор не было. В этом, наверно, и есть секрет мастерства и, наверное, поэтому нам не удается до сих пор подковать комара на лету.

Если уж забрякали дугами, видно, не улежать и хомутам.