Иван Панькин - Легенды о мастере Тычке

Могуч тот, кто душой чувствует свое ремесло и владеет многими знаниями. По-моему, таким могучим является мастер Тычка.

С вашего позволения расскажу я о нем один случай.

Однажды, теперь уж не помню когда, к нам на завод привезли станок. С первого взгляда, в нем будто бы не было ничего особенного. Одна святая простота. Но эта проклятая машина оказалась капризной, как избалованная невеста из богатой семьи. С одного конца хитро, с другого мудреней, а в середке ум за разум заходит. Кому ни поручали собрать станок и пустить его в ход, ни у кого это не получалось. Хотя охотников было очень много. Когда мастеровые приступали к делу, у каждого появлялось чувство беспомощности, как у цыпленка, упавшего в яму: кричать — голос слаб, взлететь — крылья малы. Потопчутся, потопчутся возле станка, как тетерева на току, покружатся, покружатся вокруг него, как вокруг кольца, и, не найдя ни начала, ни конца, отходят прочь. И наконец, тот бедный станок настолько замучили, что если бы он был бычком, то перебодал бы всех от злости. Когда позвали мастера Тычку, люди сбежались к тому станку чуть ли не со всего завода посмотреть, что же получится у носящего имя лучшего мастера столицы мастеров. Тычка сначала погладил станок, как заморенную лошадь в дороге, потом втиснул в его нутро несколько деталей, позвенел ими, привернул их гайками, и все услышали, как станок задышал, и почувствовали, что ежели Тычка сейчас втиснет в него еще несколько деталей — станок заговорит. А у нас на заводе было два человека — Василь Васильев и Василь Петров, которые получали деньги за то, что они числились на должностях хитрецов-мыслителей. Хотя я и не должен сказывать, чем они занимались, да и завод держал это в строгом секрете, но весь город знал, что они половину жизни отдали на раздумье, как бы корову разрубить надвое, чтобы зад доить, а передок во щах варить. У Василь Васильева и Василь Петрова слава была так велика, что без них ни одно собрание и ни одно техническое совещание не обходилось. Для этих хитрецов-мыслителей в президиуме любого собрания специально ставили два стула, нужны они были здесь или не нужны. Без их речей и наставлений ни одна кошка не котилась в Туле. Они могли все: и хромого научить ковылять. Их побаивались даже маститые конструкторы. Если кому-нибудь давали проектировать самую обыкновенную деревенскую телегу, то при обсуждении проекта он робел, как бы Василь Васильев и Василь Петров не вставили палки в колеса его телеги или же не предложили колеса рубить пополам, чтобы они лучше катились.

Ну, конечно, и на этот раз дело не обошлось без Василь Васильева и Василь Петрова. Но только, к их огорчению, Тычка не стал слушать советов.

А беспомощные всегда боятся уверенных людей и стараются чем-нибудь да опорочить их. В то время, когда мастер Тычка собирался задействовать к станку последние детали, хитрецы-мыслители взяли, да и подменили их. Подкинули Тычке детали совсем от другого станка. Но Тычка был такой мастер, что у него даже с другими деталями заработал станок.

Иные мастера бывают не лучше той тетки Матрены, которая говаривала своему мужу:

— Хоть бы ты украл где пшеничной мучицы на колобы!

А муж отвечал:

— Дура, ведь все знают, что у нас пшеничной-то нет.

— Ничего, — успокаивала его тетка Матрена, — я так испеку, что ото ржаной не отличат.

А хуже того бывает, когда мастер сажает в печь хлебы, как пышки, а оттуда вынимает их, как для горшков крышки, да еще начинает доказывать, что он с самого изначала так измышлял свое творение сделать.

Мастер Тычка никогда не защищал своих творений. Каждое его творение защищало само себя. И этим он всегда удивлял людей, как удивляют те крестьяне, которые даже в недородные годы со своих полей снимают хорошие хлеба. Недаром его царь Петр полюбил с первой встречи и до самой смерти не забывал великого тульского мастера. Много раз Тычку вызывал в Питер по разным работным делам. Петр с большой отрадой относился к людям дальнего и хитрого ума и очень недолюбливал тех, кто горазд был много спать, на работе сапоги ломать и свои чулки грязью марать. Да Петр и сам, как все работные простолюдины на Руси, вставал рано. В четыре часа уже был на ногах, а в шесть — начинал прием нужных ему чиновников. Ежели кому предстояло идти к царю на прием, то он не спал всю ночь. А далее, как сказывают люди слуга складывал для царя в сумку пищу: хлеб, кусок холодной говядины — и вместе с ним шел осматривать новостройки. Петр всю свою жизнь занимался стройками, даже самые незаметные ручейки хотел заставить работать на заводы — на пользу людей. И так он широко развил свои помыслы, что до конца жизни ему так и не удалось посмотреть на все свои стройки. А в то время, когда еще Петр владел бодростью и в нем кипела сила, где бы его ни заставал обеденный час — там и обедал. Таков был Петр. По слухам, дошедшим до нас, в личной жизни он был тоже скромным. И не только скромным, а даже жадноватым. Говорят, что его жена Екатерина не всегда решалась обращаться к нему с устной просьбой, когда ей, как царице, на свои нужды требовались какие-то средства. Однажды она в письменной форме обратилась к Петру, прося его о том, чтобы ее любимой фрейлине бесплатно выдавали из дворцовых припасов чай и сахар. Царь Петр, разбрызгав чернила, наложил резолюцию: "Она чая не знает, сахара не ведает и приучать не надобно". Но если речь заходила о престиже России, он не жалел ни себя, ни других, ни денег.

Как известно, Петру хотелось новую столицу России построить так хорошо и красиво, чтобы она была самой лучшей столицей на земле. Для ее строительства он согнал чуть ли не всех знаменитых мастеров со всего русского государства. Но этого ему показалось мало. По его указу было привезено морем из Италии, Англии, Голландии и, наверное, из других государств много статуй, готовых колонн, из Венеции доставили даже целую беседку из алебастра и мрамора. Петру хотелось со сказочной быстротой воздвигнуть город на краю русской земли, глядевший на запад.

И вот, когда на стыке полноводной реки Невы и безымянного ерика, названного потом рекою Фонтанкой, к небу поднялись высокие дома, в украшении и отделке которых принимал участие и мастер Тычка, вдруг Петр получил от своего посланника в Риме письмо примерно такого толка: "Милостивый государь! Прошу принять мое письмо с горячен душой, но не спокойной. Я не хочу указывать тебе, но знай, что покой пьет только воду, а беспокойство мед. Я не всегда был счастлив, но вдруг мне привалило такое счастье и высказать все сразу не сумею. По редкой случайности мне удалось приобрести несравненной красоты статую мраморовую Венуса — богини любви Венеры, очень старинной работы, для украшения нашей столицы. Как мог хоронился от известного охотника, но он у меня отнял.