Сергей Алмазов - Про Стёпу [СИ]

Когда Стёпа вернулся домой, папы ещё не было. Стёпа пожалел, что не пошёл вместе с Соней — ему не терпелось узнать, чем же занимались их папы. Когда папа, наконец, явился домой, его было не узнать. Стёпа сам был в приподнятом настроении и горел желанием рассказать папе об их успешной экспедиции на Остров Баскервилей. Но когда он увидел лицо папы — он забыл и про остров и про царицу и про всё остальное. Это было не лицо. Это было…

Солнце, наверное, выглядело бы чёрной дырой, если бы его сейчас решили сравнить с папиным лицом… Наполеон при Аустерлице позорно бежал бы при одном только виде триумфатора — папы…

Но каково же было Стёпе, когда папа отказался рассказывать о причинах своего сияния, ограничившись скупым: «Завтра сам всё увидишь». Пришлось Стёпе вспоминать о своих приключениях и докладывать о них папе. Папа, не смотря на свой триумф, был очень горд Стёпой за то, что тот участвовал в таком благородном деле.

На следующий день Стёпа еле дождался конца пробежки, и с нетерпением ждал, пока папа прожуёт своих комаров. Всю дорогу к Соне он тащил папу, как буксир тащит баржу. И спешил он, как оказалось не зря. Когда они с папой прибыли на место, выяснилось, что Соня с мамой уже прокатились на самолёте. Ещё вчера. Дядя Алик не смог удержаться и устроил для них презентацию. Соня с горящими глазами, взахлёб стала рассказывать Стёпе об изобретении их пап и описывать все радости, которые он должен испытать в воздухе — как бы поощряя Стёпу не откладывать полёт и самому ощутить все его прелести. Наивная. Знала бы она, как долго Стёпа мечтал об этом. И, не смотря на то, что Стёпа, который своим намерением сделал возможным этот полёт для всех, а сам оказался последним, кто ещё не летал — он не обиделся и радовался вместе с Соней.

Потом дядя Алик сходил в сарай и Стёпа, наконец, своими глазами смог увидеть чудо инженерной мысли его папы. Самолёт его поразил своей простотой. После эмоционального Сониного рассказа, Стёпа был готов увидеть всё, что угодно, только не деревянный самокат без колёс. Даже если бы дядя Алик выкатил из сарая небольшой реактивный истребитель или, на худой конец, среднего размера гравицапу, Стёпа удивился бы меньше. А теперь он был готов поверить, что его разыграли, и никакого полёта не будет. Но папа, не замечая Стёпиной растерянности, предложил ему для начала прокатиться вместе с ним — пока Стёпа не освоится с управлением. Папа встал на платформу и взялся за руль. Стёпа встал впереди него и крепко схватился за вертикальную стойку руля. Его роста хватало для того, чтобы всё хорошо было видно. Скафандр из телогреек и шапок решили не одевать — при аккуратном управлении нужды в нём не было. Всё было готово к полёту, и самолёт стал медленно взлетать…

Сначала Стёпа почувствовал себя как на колесе обозрения. Они плавно поднимались, а всё вокруг них плавно опускалось. Скорость была совсем маленькая, но всё равно — внутри Стёпиного живота образовался какой-то пузырь и стал медленно подниматься к его горлу. Когда они поднялись выше деревьев, папа сказал, чтобы Стёпа держался крепче, и самолёт стал быстро-быстро набирать высоту и скорость. Стёпу слегка придавило к платформе и заложило уши. А пузырь, который только подбирался к горлу, вдруг стал размером с самого Стёпу. Это был пузырь восторга. Он наполнил Стёпу всего до последней клеточки. Стёпа готов был лопнуть от этого восторга. Дышать он уже не мог. Он смотрел вниз и по сторонам, не веря своим глазам. Казалось, что все органы чувств тоже смотрели по сторонам, забыв о своих обязанностях. Слух пропал совсем. Дыхание было каким-то нитеобразным. Без запахов. Рук и ног Стёпа не чувствовал. И только глаза ещё продолжали с ним сотрудничать, периодически отвлекаясь, увидев что-то необычное. А смотреть там было на что…

Чем выше они поднимались — тем больше всего представало их взору. При этом линия горизонта вместо того, чтобы загибаться вниз — почему-то загибалась немного вверх. Это было странным и, скорее всего, связано с тем, что самолёт во время полёта находился в некой прозрачной сфере, которая снаружи выглядела как светящийся шар. Эта сфера и давала такое искажение. Но Стёпа очень быстро перестал обращать на это внимание. Они уже были довольно высоко. Облаков сегодня почти не было и ничто не мешало им видеть всё, что происходило внизу и вокруг них. Деревня уже пропала из виду. Вокруг были только бескрайние леса и луга. Сзади ещё была видна речка с бесконечными протоками и озерками. Папа выкрутил рукоятку высоты до упора и самолёт забрался на такую высоту, что линия горизонта всё-таки ушла вниз, и стало видно, что Земля всё-таки круглая. Стёпа продолжал вертеть головой во все стороны и восторг, который распирал его изнутри, вырывался из глаз и бил во все стороны. И не смотря на это, давление восторга не уменьшалось. Казалось, что его напор был неиссякаем. Вдруг Стёпа ощутил какую-то вибрацию. Она шла сверху, и Стёпа машинально поднял голову. Он увидел, что папа смотрит на него и что-то говорит. Но слышно ничего не было. Еле-еле до Стёпы доносились какие-то звуки, похожие на голоса китов, когда они переговариваются между собой в океане. Стёпа немного испугался, но папа улыбнулся и стал показывать пальцем куда-то вперёд. Стёпа посмотрел туда и увидел, что папа показывает ему на облака, которые были видны прямо по курсу. Папа направил руль на облака и выкрутил ручку скорости до упора. Облака стали очень быстро приближаться. Папа снизил высоту, и они на полной скорости врезались в большое и пушистое облако. Это было так здорово, что Стёпа аж взвизгнул от восторга. Восторг, которому и так было тесно в Стёпе, уже просто хлынул из него. Впрочем, своего голоса Стёпа тоже не услышал. Только ощутил какую-то вибрацию у себя в голове. А папа принялся утюжить облака вдоль и поперёк. Он то взлетал над ними, то с разбегу нырял внутрь и пронизывал их насквозь, выныривая снизу. Потом папа делал мёртвую петлю, переворачиваясь вниз головой и, набирая высоту, опять оказывался над облаками. Стёпа сначала испугался, когда оказался вниз головой, и ещё сильнее вцепился в стойку руля. Но, увидев, что гравитации больше нет, и ничего ему не угрожает, он успокоился и опять уступил место восторгу, который всё прибывал и прибывал. Казалось, что в Стёпе был уже не один восторг, а несколько. Было похоже, что его восторг позвал в гости в Стёпу всех своих родственников и друзей. И теперь в Стёпе умещалась целая компания восторгов. Вернее не умещалась. Эти восторги лились из Стёпы как из ведра… как из шланга… из брандспойта… Теперь не только глаза, теперь весь Стёпа источал эти восторги. Если бы на Стёпе был прибор, который измеряет счастье, то его циферблат давно бы уже лопнул, стрелка улетела бы вправо до упора, а красная лампочка перегрузки надулась бы и позеленела от… перегрузки.