Иван Семенов - Один маленький поросёнок и одно большое свинство

— Кто там ходит в такую темень? — спросила собака.

— Зови хозяина, шавка облезлая, а то ворота сломаем, — послышался с улицы хриплый волчий голос.

Собака, конечно, не боялась волков, у неё даже ружьё было, хоть и деревянное, но настоящее. Но у ружья только один ствол, а волков снаружи было не меньше трёх.

— Спит хозяин, днём приходите!

— Ничего, разбуди. У нас новости хорошие.

Уж какие волки могли принести хорошие новости, поросёнок не знал, но через щёлку в стене хорошо видел, как собака забежала в дом, а через пару минут с ней вместе во двор выскочил хозяин, в сапогах, трусах и каске.

— Вы чего, серые, совсем ошалели? — зашипел Арнольд на незваных гостей.

— Ты, мельник, не гоношись, не гоношись перед гостями. Мы без ножей и без дубинок пришли, и даже наоборот.

— Как это — наоборот? — удивился мельник.

— А ты ворота открой — и увидишь.

От неожиданности мельник открыл ворота. Снаружи стояли на задних лапах три матёрых волка, и у каждого через плечо была кроваво-красная лента.

— С подарками мы пришли, — сказал самый высокий, почти с мельника ростом, волк. — За невесту.

— За какую ещё невесту?!

— Цену набиваешь? — усмехнулся волк. — В лесу все давно знают, что у тебя дочка родилась. У тебя дочка, а у нашей волчихи — сын. Вот мы и пришли заранее договориться, чтобы ты свою дочь за нашего волчонка замуж отдал.

— Вы в своём ли уме, сваты зубастые?! — рассердился мельник. — Ей и трёх лет не исполнилось, она едва ходить научилась и говорить-то толком не умеет!

— Вот и хорошо, — сказал уже другой волк, пониже и постарше, чем первый. — На что нам невеста, которая по-человечьи говорит и ходит? Потому и пришли мы заранее, пока она ещё несмышлёныш. Уж мы её и бегать, и говорить по-нашему, по-разбойничьи, научим, а как вырастет — сын нашей волчихи на ней женится. Соглашайся, мельник! За это ни тебя, ни семью твою, ни скотину и вообще никого из вашей деревни ни в нашем лесу, ни в окрестных обидеть никто не посмеет! А чтобы не думал ты, будто мы понапрасну языками треплем, глянь на улицу.

Глянул мельник за ворота, а там пять огромных возов стоят: один с горой лисьих мехов, в другом — гора беличьих и ещё три воза с заячьими шкурками. Тут уж Арнольд совсем дар речи потерял.

И тогда третий волк, самый старый, лысый и одноглазый, вышел вперёд и сказал:

— Придём мы за дочкой твоей через месяц, когда луна снова в полную силу войдёт. Зарежь к тому времени лошадь свою, собаку свою, кур своих и корову соседскую и навари пива ячменного десять бочек — всю ночь гулять будем. А всем прочим на деревне накажи двери запереть и носа на улицу не показывать, не то пограбим-пожжём всё вокруг, ибо страшны мы во хмелю.

Первый волк, принюхавшись, добавил:

— И свинью не забудь.

Сказавши это, волки взвыли на луну, опустились на четыре лапы и убежали прочь. А мельник, так и не одевшись, разбудил лошадь, чтобы она ему помогла возы во двор затащить.

Утром домашние, конечно, удивились, откуда на дворе такое богачество. Мельник же строго-настрого запретил собаке и лошади рассказывать о ночных гостях, а остальным наплёл, будто меха проезжий купец попросил оставить на сохранение.

Только поросёнок не спрашивал про возы. Фред с раннего утра бегал от амбара до мельницы и обратно как заведённый. Ему очень хотелось быстрее отработать долг, чтобы через месяц его не зарезали и не отдали волкам на съедение. Видя, как он старается, жена мельника сказала:

— Глупый, куда торопишься? Сейчас в лесу холодно, есть нечего, а тут и жильё, и еда, и одёжка какая-никакая. Перезимуешь с нами, а по весне, если уж так хочешь, иди в лес, никто и слова поперёк не скажет.

Очень уж ей не хотелось снова на тачке мешки возить. Но Фред не слушал её уговоры. Он молча подставлял спину и бежал на мельницу с новым мешком зерна.

К вечеру кошка, подсчитав количество перенесённых мешков, сказала, что поросёнок очень славно потрудился, и если так дальше пойдёт — ему ещё и платить будут. Но и её поросёнок не слушал, потому что так уморился за день, что едва дополз до своего парника и заснул, даже не поев.

Дни теперь полетели один за другим, словно воробьи: один, два, три… Каждый вечер Фред с тревогой смотрел на убывающую луну и с каждым утром принимался за работу ещё усерднее. Жена мельника, сыновья мельника, его лошадь, собака, кошка, куры, мыши и даже соседская корова не могли взять в толк, что произошло с поросёнком, но Фред никому ничего не говорил, а только молча таскал мешки. И едва месяц на небе истончился до тонкой ниточки, кошка сделала запись в амбарной книге, что поросёнок полностью отработал долг.

Это было так неожиданно, что у Фреда подогнулись ножки, и он чуть не сломал свёрнутый колечком хвостик, плюхнувшись задом на твёрдый пол.

— Правда?

Кошка пощёлкала костяшками счётов и сказала, что Фреду полагается ещё мешок репы. Быстро придя в себя, Фред поблагодарил, но вместо мешка попросил какую-нибудь попонку, чтобы не замёрзнуть, пока он будет возвращаться домой. Жена мельника покопалась в старых вещах и отыскала старую ежовую шубу.

— Сыновья мои носили, когда маленькие были, — сказала Бригитта, отдавая Фреду обновку. — А может, останешься? Хорошо же сработались.

Что и говорить, сработались поросёнок и жена мельника и вправду на славу, но Фред не хотел задерживаться в деревне ни на один лишний день.

Наступила тёмная безлунная ночь, и Фред впервые за эти две недели заснул с улыбкой на измученной мордочке. Теперь он абсолютно свободен и уже завтра направится домой. То-то все удивятся!

Всю ночь на улице трещал мороз, но поросёнок совсем его не чувствовал, потому что ежовые шубы очень тёплые. Посапывая и причмокивая, Фред в своём счастливом сне шустрым кабанчиком мчался к родным, и солнце весело мелькало в дубовой листве.

Едва солнце поднялось над белым от инея столетним ельником и вся деревня из серо-голубой сделалась ярко-оранжевой, на околицу из леса выбежал охотничий пёс. Он сильно прихрамывал и оставлял за собой длинный кровавый след. Едва добежав до первой кривенькой избушки, выкрикнул слабеющим голосом:

— Волки! Берегись, волки!

Дверь избушки отворилась, и оттуда выскочила старушка с валенком на голове.

— Где?! Где волки, милый!

— Сюда бегут… Уже близко… Предупре… — пробормотал упавший у порога пёс и затих.

Старушка заохала, но делать нечего — побежала, как была, в лаптях на босу ногу к висящему у калитки дырявому ведру, схватила торчащий из сугроба батожок и изо всех старушечьих сил начала мутузить по ведру и кричать:

— Волки! Волки близко! Берегись!

Весть моментально разнеслась по всей деревне. Взрослые ли, дети, козы ли, овцы — все тут же забыли о начатых с утра делах и бросились запирать ставни, ворота, избы и сараи. Кто мог, похватали вилы, топоры, косы и притаились.