Худайберды Тухтабаев - Волшебная шапка

– А сам – ангел? Почему о себе не написал? – окружили меня ребята плотным кольцом.

– У меня недостатков нет, – отрезал я. – Какие были – вы их сами искоренили.

– Значит, у тебя совсем нет недостатков?

– Совсем, совсем.

– А разве не ты первый врун на всю школу? Разве не ты самый безвольный человек в классе? Не ты ли тянешь весь класс назад по успеваемости? Ребята, давайте напишем о недостатках Хашима, пусть полюбуется на себя со стороны.

Я смеялся, отмахиваясь.

– Обо мне много говорили. Теперь речь о вас.

И меня поддержал Вахид Салиевич.

– А что, ребята, Хашимджан прав! – воскликнул он. – Он очень верно подметил ваши слабости. Кто не согласен? Пусть встанет и докажет, что Хашимджан не прав. Есть желающие?

Мы прождали минут десять, никто не спорил со мной.

– Значит, признаёте свою вину? – посмеивался Вахид Салиевич. – Что ж, хорошо. Вы не стесняйтесь, ребята. Настоящий человек должен уметь признавать свои ошибки, свои слабости.

– Хорошо, положим, мы признали свои слабости. А сам Кузыев? Признаёт ли, что он большой врун?

– Нет, не признаю, – отрезал я, вставая с места. – Я вам ещё докажу, что я не врун, что воля моя крепче стали!

Вот так, сгоряча, и поспорил я со всем классом. На чьей стороне был тогда Вахид Салиевич, до сих пор не пойму: то ли на стороне класса, то ли на моей. Чтобы доказать свою правоту, мне дали полгода срока. Ну и начал я волей-неволей стараться… И сам не заметил, как втянулся…

Сегодня будут объявлять отметки за вторую четверть. На собрание каждый должен привести кого-нибудь из родителей: маму или папу. Ещё лучше, если придут оба. Я долго ломал голову, кого мне позвать на собрание. Папу или маму? Лучше всего папу. Потому что мало хорошего видит мой папа в жизни. Его то мама пилит, то бабушка. Да ещё я в прошлом году обманул его самым бессовестным образом. Тогда тоже стояла зима. Закончилось полугодие, и на родительском собрании должны были объявить отметки. У меня в табеле стояли четыре двойки, представляете, каково было бы человеку людям в глаза смотреть? Да и попал он в тот раз в школу случайно, из-за мамы.

– Хоть бы раз этот человек поинтересовался учёбой сына! Ходит и в ус не дует, какбудто это и не его сын! – напустилась она на папу, когда узнала о собрании.

– Да ведь интересуюсь я, как же ещё интересоваться? – беспомощно разводил руками папа.

– А коли интересуетесь, так пойдите на родительское собрание. Через полчаса начинается. Специально вызывали нас.

Ну, пошли мы с папой. Идём, а я ломаю голову, как бы вернуть его назад. Не хотелось выставлять отца на позор. Так ничего и не придумал. Пришли, а собрание уже началось, в коридоре – никого.

– В какой класс мне идти? – спросил папа, беспомощно глядя по сторонам.

– Вон в тот, напротив, – указал я на дверь третьего «А» класса. В тот же миг меня больно резануло по сердцу – так жалко стало папу, так жалко за то, что я его обманываю, а он даже не помнил, в каком классе я учусь.

– Ну и какие там были разговоры? – поинтересовалась мама, когда мы вернулись.

– Да никаких разговоров не было, – ответил папа спокойно.

– Но ведь нас же специально вызывали на собрание? – не отставала мама.

– Не знаю. Никто меня не заметил и имени не спросил, – так же спокойно ответил папа. – От начала до конца просидел на задней парте и ни слова дурного не услышал про нашего Хашимджана.

Вот с тех пор здорово виноватым чувствовал я себя перед папой. И очень хотел порадовать его, загладить свою вину.

– Сегодня у нас родительское собрание, – как бы между прочим обронил я маме, которая счищала снег с дорожек во дворе.

– Знаю.

– Вахид Салиевич велел обязательно привести папу.

– Почему именно папу? Может, маму велел привести?

– Не важно, лишь бы кто-нибудь из вас был, – пошёл я на попятную: а вдруг мама обидится?

Но всё обошлось. Собрание было назначено на шесть, а к этому времени мама должна идти на ферму доить коров. Так что в школу собрался папа.

– Во всяком случае, надеюсь, не сплошные колы у тебя там… – пробормотал папа, выходя на улицу.

– Там скажут, – увернулся я от прямого ответа.

В тот день выпало очень много снега. Пушистый белый снег висел на проводах, деревьях, толстой шубой стелился на крышах и земле, будил в сердце какое-то счастливое чувство. Хотелось побежать, держась за папину руку, кричать, смеяться. А папа почему-то был тих и задумчив. Вроде даже грустный.

– Папа, закончили лагерь строить на Узункулаке? – спросил я, желая отвлечь его от мыслей.

– Лагерь-то закончить мы закончим, Хашимджан… Да только вот о чём я размышляю… Вижу я, сынок, учёным тебе не стать. Твои ровесники уже в седьмом учатся, восьмом, а ты всё ещё в шестом. Может, забрать тебя из школы да потихонечку-помаленечку начать учить ремеслу тракториста? Да ведь и здесь учиться надо…

Папа у меня шутить не любит и не умеет. Поэтому у меня так больно сжалось сердце, заколотилось, затрепыхалось, как птица, попавшая в кошачьи лапы… Несмотря на мороз, я весь вспотел. Неужели папа и вправду заберёт меня из школы? А ведь я только-только втянулся в учёбу, понял, как это хорошо – быть одним из первых учеников!

– Головой буду об землю биться, папа, если вы заберёте меня из школы! – горячо сказал я.

Папа внимательно посмотрел на меня.

– Но ведь у тебя вовсе нет желания учиться, сын…

– Раньше не было. Теперь всё наоборот. Вот придёте на собрание, сами убедитесь…

Мы больше ни словом не обмолвились до самой школы.

Когда мы вошли в класс, там уже стояла кучка родителей: папа Хамрокула, мама Саддинисы, брат-тракторист Таштемира. Они о чём-то оживлённо беседовали. Папа подошёл к ним.

В последнем номере нашей газеты про меня была помещена заметка Саддинисы. Я очень хотел показать её папе, да и остальные пусть почитают, кто я есть. Ведь именно они считали, что никакого толку из меня не выйдет, разве что отъявленный хулиган, и поэтому не разрешали своим детям знаться со мной, дружить, разговаривать.

Едва папа поздоровался со всеми, я сунулся к нему:

– Папа, не хотите почитать нашу стенгазету?

– Оставь пока со стенгазетой.

Папа подсел к брату Таштемира, дядюшке Акраму, и тотчас заспорил о том, полезно это или вредно поднимать зябь на заснеженном поле. А я стоял возле них и не знал, как заставить их подойти к газете.

– А знаете, какие рисунки в нашей газете? Просто отменные!

– Это хорошо, когда газета с рисунками, – кивнул дядюшка Акрам и продолжал о своём.

– Ну и раскритиковали нас с Таштемиром в этой газетёнке! – решился я на отчаянный шаг.

– Что-о? Раскритиковали? – Папа и дядюшка Акрам вскочили на ноги. – Плохо учились, значит, сорванцы, или хулиганили!