Владимир Голубев - Сказы Матушки Оки

© Голубев В. М., текст, 2018

© Дьяченко А., иллюстрации, 2018

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2018

Это седое предание сохранилось с тех времён, когда наши пращуры, как и дикие животные, ещё рыскали по лесам и степям в поисках пищи, ночуя прямо под звёздным небом. Подобная жизнь таила опасности: повсюду их подстерегали клыки и когти хищников. С Северного полюса надвигались на земли безжалостные ледники, сковывая без разбора равнины и кряжи, окутывая хладным сном целые страны. Прошли долгие тысячелетия, пока наконец-то льды, тая, излились миллионами рек и ручьёв, оставив после себя миллиарды озёр и новоиспечённые равнины. На юге знойное буйство засухи срывало с целых континентов растительность, как кожу, оставляя после себя лишь поющие пески и камни. Но сушь сменяли дождевые потопы, надвигались болота, и так происходило в течение многих веков.

Встарь неотступно за древним человеком следовали Голод, Болезни и Смерть, нещадно забирая хворых, детей и стариков. Оттого нечасто среди людей гостили Радость и Веселье. Но самое ужасное – первые народы не ведали Любви и Дружбы. Седой обычай гласил: богатые семейства роднятся с могущественными родами, а слабые – лишь со слабыми. Такое мироустройство до поры до времени всех устраивало, ибо люди не задумывались о том, чтобы жить иной жизнью…

Как-то раз в весенний день на берегу реки во время разлива среди пены и мусора, принесённого половодьем, женщины приметили младенца. Они спасли малыша и отнесли его в селение. Родители ребёнка не отыскались. Младые девушки нянчились с ласковым крохой, вскоре подыскали ему и кормилицу. Старики разрешили приютить сиротку, тем более привычный до икоты для людей голод в ту весну миновал здешний народ. Так среди охотников и рыбаков, населявших лесистые берега полноводной реки, прижился мальчуган, наречённый Лелем.

Община содержала парнишку, передавая из семьи в семью. Но худо жить на земле без родни: некому вступится за парня, порой даже слова доброго никто не обронит. Случалось, украдкой Лель растирал своим кулачком по щекам солёную водицу, но не таил обиды на людей, по-прежнему всем улыбался.

Шло время, голодную зиму сменяло сытное лето. Много раз зацветала черёмуха в томном ожидании терпких ягод. А с подсолнечной стороны на северную не раз и не два тянулись стаи пернатых обитателей воды и суши, чтобы проголосить на родине скорые свадьбы и новоселье, но уже с первыми заморозками, собрав крикливые ватаги, в тоске воротиться с приплодом на чужбину, в далёкие тёплые страны.

Неприметно и сирота вымахал в ладного парня – кровь с молоком да кудри по ветру ровно из чистого золота. Хорош да пригож, разумен да ловок. Среди одногодков – первый добытчик, не сыщешь такого второго охотника и рыболова. Только одно туманило ясные очи Леля, что он безродный сирота. Кто ведает, какого он роду-племени да чья кровь клокочет в нём?

В тот памятный для Леля год, когда настало его совершеннолетие, по весне сразу после разлива, когда луга запестрели разнотравьем, пришлось юноше вместе с одногодками пуститься на поиски суженой. Надев белые одежды и сплетя венки из первых полевых цветов, с замиранием сердца ватага друзей пустилась в дальний путь.

По дороге от селения к селению Лелю улыбалось немало девиц. Они желали лишь с ним пустить свой веночек по речным волнам, а следом, взявшись с суженым за руки, обойти посолонь вокруг кудрявой берёзы. Но противились отцы невест, токмо прознав, что парень – круглый сирота, без роду и племени, и гнали жениха со двора. Ни богатые, ни сильные и ни даже негожие семейства не хотели видеть Леля среди своей родни. Никому в целом мире он оказался не надобен.

Долго маялся Лель со своей несчастной долей, не одну пару лаптей износил, да, видно, такова его судьба – оттого навечно оставил поиски невесты. В одиночестве он воротился на брег, где его когда-то нашли среди речного сора. Впереди его поджидала лютая зима, и вместо сватовства ему следовало засучив рукава строить жилище и готовить припасы.

На берегу родной реки, в прибрежной круче, среди стрижиных нор, златовласый сирота выкопал себе пещерку, где прятался от проливных дождей, а в холода согревался около огня. Дабы не умереть с голоду, Лель занялся исконным мужским промыслом – рыбалкой и охотой. Не сторонился и наёмной работы, ходил в селения и гнул спину за еду и одежду.

Парень пережил первую зиму, кое-как дотянул до весеннего тепла и ледохода. Спасла речная снедь: окуни и ерши, плотва и раки. Миновал год, следом за ним на можжевеловый крючок зацепился следующий – сырой и неприветливый. Ничего не менялось: река по-прежнему, как и в незапамятные времена, несла вдаль свои тусклые воды, а люди берегли оставленные предками традиции.

Народ сторонился обители молодого отшельника. Уханье филина и шелест волн стали для Леля привычнее человеческой речи. В подземелье долетали то порывы ветра, то шум игрищ русалок и водяных. Порой по ночам на берегу из поднявшихся словно из ниоткуда белокурых волн, с шумом и в пене, являлись стада чёрных, как ночное небо, коров и табуны подобных снегу лошадей самого Водяного царя. Они паслись в подлунном мире, в разлитом на лугу молочном тумане, и на всю округу разносились свирепые удары пятернёй по камням, загодя предупреждая путника о подстерегающей на берегу смертельной опасности.

Снова весна. В овражке от тающего снега ручей разлился и подтопил луга. Начинался нерест. Поставил Лель среди камыша и рогоза сеть. Поутру проверил – попалась зубастая щука. Обрадовался сирота неверной рыбацкой удаче и уже рассчитывал наварить сытной ухи, но тут нежданно-негаданно говорит рыба человечьим голосом:

– Лель! Отпусти меня домой, в родную реку! А то без меня краснопёрые окуни проглотят моих мальков!

Пожалел парень речную жительницу и отпустил с миром в серые воды.

Чёрным стрижом над сушей мелькнуло несколько погожих деньков. Вот уже по небу потянулись шумные косяки птиц назад, в северные земли. Неистовое торжество весны продолжалось, невзирая на оставшиеся кое-где под ногами рыхлые снега и утренние заморозки.

На рассвете в тумане среди камышей в обрывке рыболовного невода запутался белокрылый лебедь. В кровь изранил лапки и громко затрубил, зовя на помощь свою суженую и всю стаю: «ганг-го, ганг-го, ганг-го». От зычных звуков проснулся рыбак и, приметив за излучиной реки пригожего сидельца, порадовался сытному обеду. Вскоре он подобрался к кликуну и уже было протянул к нему руки, но расслышал в шёпоте птицы: