Кирстен Бойе - Морской секрет

В единственный раз, когда она заглянула к нему в комнату, Джонатан строил на полу башенку из лего. Домашнее задание он решил сделать попозже.

– Боже мой, Джонатан! – прошептала Хилари. Лилли спала у неё на плече, издавая хрюкающие звуки. – Как ты можешь играть в таком беспорядке! Надо же хотя бы иногда прибираться!

Мальчик на неё даже не взглянул. Конечно, единственное, что Хилари интересует, – это порядок в детской комнате.

– Джонатан? – окликнула Хилари. – По-моему, тебе пора приняться за…

– Нет! – гневно крикнул Джонатан. Неужели Хилари только и может что ругаться? Зачем ему пятёрка по математике, если дома его ждут одни неприятности? Другим детям родители дают за хорошие оценки монетку или мороженое или хотя бы хвалят – а ему велят прибраться в своей комнате! – Ничего мне не пора!

И тут Лилли проснулась и заревела так громко, что госпожа Брокманн в квартире под ними от возмущения снова хлопнула дверью. Хилари бросила на него недобрый взгляд и унесла Лилли в спальню. Вот там ей самое место, с её расшалившимися нервами! По крайней мере, теперь она оставила Джонатана в покое и ничего не сказала, когда он без спросу включил телевизор в гостиной. Так Хилари и надо!

Тем временем странности в маленьком городке на Балтийском море продолжались.

– Вот что я тебе скажу, Калле! – прошептал Манни, владелец рыбной закусочной на набережной, вручая местному полицейскому кружку кофе. Манни осмелился обратиться к полицейскому на «ты», потому что они вместе ходили в школу. – В последнее время в моём мусорном баке кто-то завёлся!

Калле сделал большой глоток.

– Хороший у тебя кофе, Манни! – похвалил он.

– Такое чувство, будто там кто-то сидит и роется в мусоре! – поделился своими опасениями Манни. – Он вышвыривает бумажные салфетки и тарелки с остатками картофельного салата. И всё время бормочет! Я уже стал включать радио, чтобы гости ничего не заметили. Он вещает из мусорного бака стихами!

Калле опустил кружку.

– Стихами? – недоверчиво переспросил он и внимательно посмотрел на приятеля.

– Да, стихами. Я же тебе сказал! – Манни прижал палец к губам в знак того, что нужно говорить тише. На них уже стала коситься девушка за одним из столиков перед закусочной, и он не хотел, чтобы она услышала их разговор. – Он твердит что-то вроде: какого лешего эта рыба не свежая? Или: это что за размазня, без неё никак нельзя? Вкус у рыбы был бы лучше без дурацких ваших штучек!

– Манни! – строго одёрнул его Калле. – Наверное, ты просто переутомился.

– Дай мне договорить! – настаивал Манни. – Да, всегда стихами! И вечно что-нибудь оскорбительное! Вроде того, что моя панировка для рыбного филе – размазня! Иногда я слышу, как в баке что-то шуршит и раздаётся громкое чавканье.

– И всегда в баке? Похоже, это крыса, – заявил Калле. – Крысам в закусочной не место, Манни, сам знаешь! Ты должен поскорее от неё избавиться!

– Где ты видел крыс, которые бросаются картофельным салатом? – прошептал Манни. – Или которые всё время читают стихи? Как только всё начинается, я тут же бегу к баку поглядеть, что там внутри, и ещё ни разу никого не нашёл! Ни разу! Хотя я уже заглядывал туда раз десять, не меньше! Кажется, в моём баке завёлся невидимка! Иначе кому ещё тут швыряться едой и пластиковыми вилками?!

– Пластиковые вилки загрязняют окружающую среду, – строго заметил Калле и отхлебнул кофе. – Невидимка! Манни, не слишком ли часто ты прикладываешься к своим бутылочкам?

Дело в том, что в закусочной Манни продаются не только бутерброды с рыбой и жареное филе минтая с картофельным салатом. В холодильнике со стеклянной дверцей также стоят ряды пива, а на прилавке – шнапс в похожих на маяк маленьких бутылочках.

– Я уже давно говорю тебе, Манни: смачивай горло пореже, иначе ты ещё и не такое увидишь!

Манни сердито забрал у Калле кофейную кружку, не предложив налить ещё. Если тот не хочет ему верить, то бесплатно больше ничего не получит.

В ближайшие дни полицейскому Калле придётся вспомнить об этом разговоре, потому что Манни будет не единственным, кто расскажет ему про невидимку. И постепенно дело начнёт казаться Калле немного жутким.

В тот же вечер у Джонатана начались неприятности и с папой.

Придя с работы, папа заглянул в гостиную, где Джонатан лежал на диване и смотрел очень увлекательный фильм.

– Как дела, сынок? – спросил он, гладя Джонатана по голове. Тут его взгляд упал на экран, и папа сразу же разозлился. – Зачем ты смотришь эту ерунду?! Неужели Хилари тебе разрешила? – Он взял пульт и выключил телевизор, хотя хорошие парни в кино уже почти победили.

– Хилари только и делает, что носится со своей распрекрасной Лилли! – заявил мальчик и встал. Если ему нельзя смотреть телевизор, то и в гостиной незачем оставаться. – Ну и плевать!

– Джонатан, что ты такое говоришь?! – опешил папа. – Прекрати сейчас же! Ты не можешь просто взять и уйти, когда я с тобой разговариваю!

Но Джонатан очень даже смог. Если папа опять хочет с ним поругаться, то Джонатан не настолько глуп, чтобы его выслушивать! Он захлопнул за собой дверь детской, лёг на пол и снова принялся играть, не обращая внимания на беспорядок.

Папа действительно оставил его в покое. Из спальни послышались голоса и даже смех. Ну конечно, со своей Хилари и их Лилли он смеётся, а с Джонатаном только ругается! Вот почему Джонатан даже не поднял глаз, когда папа заглянул в комнату.

– Хилари рассказала мне, сынок… – начал папа и застонал. – Да что же это такое! Когда ты в последний раз убирался?! А домашнее задание ты сделал?

И тут Джонатан наконец взорвался.

– Я получил пятёрку! – крикнул он. – За трудную контрольную работу по математике! Настоящую пятёрку!

Папа пожал плечами:

– Пятёрка – это хорошо, Джонатан, однако кричать на меня незачем. – Он говорил таким тоном, будто пятёрка за контрольную – это нечто само собой разумеющееся, а вовсе не повод взять своего сына-отличника на руки и хвалить изо всех сил. – Надеюсь, ты понимаешь, что и сегодняшнее домашнее задание придётся сделать, чтобы твоя следующая работа стала такой же хорошей. И убраться в комнате тоже придётся. Я приду и проверю.

И он потянул за собой дверь.

– Не-е-е-е-ет! – завопил Джонатан. – Ничего я делать не буду! – И он расплакался, несмотря на свои восемь лет, потому что жизнь ужасно несправедлива.