Юрий Афанасьев - Сказки дедушки Валякси

Говорит охотник Рыжей:

— Может, ты поможешь моей беде?

Притронулась Рыжая к иголке — вместо копыт руки появились. Встала, чтобы подать малицу охотнику, — рога отпали и шкура с неё сползла.

Прибежала старшая сестра — понять не может. Стоит перед ней красивая девушка. Кто такая? По большим глазам узнала она Рыжую. Почернело от зависти лицо старшей сестры. А охотник стоит, мнёт в руках малицу. Горло сухим стало — не верит чуду.

— Будь моей женой, — наконец сказал юноша младшей сестре.

Он простил обиду старшей сестре и повёз обеих в своё стойбище.

Едут они тайгой, проезжают то место, где Рыжая была привязана к дереву.

— Когда мы ходили за дровами, — сказала младшая сестра старшей, — ты оставила меня здесь на съедение голодным волкам.

— Кар-р, — ответила злобно старшая сестра, и тело её покрылось чёрными перьями.

Подъехали они к проруби, где рыбу ловят, и сказала младшая сестра:

— Помнишь это место? Здесь хотела ты меня утопить!

— Кар-р-р! — ещё злее откликнулась старшая сестра, и руки у неё превратились в крылья. Вороной взлетела она на дерево. — Кар-р! Кар-р! — прокричала на всю тайгу.

С тех пор и летает ворона в стороне от человека, над головой её никогда не увидишь. Завистливые да злые глаза не прямо, а сбоку смотрят…

Середина костра выгорела, и маленькое пламя напрасно лизало не тронутый по краям хворост. Он лежал разбросанным, и огонь не мог объединиться. Язычки пламени постепенно гасли, как свечи.

— Самолёт! — вдруг вскочил на ноги Ундре, показывая в сторону озера. Он ещё никогда не видел самолёта так близко.

АН-2 мягко коснулся поплавками воды и только потом взревел с новой силой мотор.

— За нами прилетел! — вскочили ребята и побежали со своими узелками к берегу. Ведь совсем не всё равно, кому первому удастся погладить крыло. Вопросы так и сыпались.

— А правда, что этот самолёт может сесть на крышу дома?

— Отчего бывают воздушные ямы?

— А есть в ямах воздух или нет?

Лётчики объясняли серьёзно, а где, смеясь, отмахивались: уж слишком много вопросов.

— Нам пора, уже темнеет, — сказал лётчик постарше и протянул Валякси руку. — До белых куропаток расстаёмся, до зимних каникул! — улыбнулся он.

— Хорошая машина, — цокнул языком Валякси, — человек на ней крылатый, как птица. Можно каждый день прилетать!

— Спасибо, — рассмеялся лётчик. — Но и твои олени не хуже. Как поётся в песне: самолёт хорошо, а олени лучше!

— Так, так, — согласился Валякси, — олень — мясо, олень — одежда… Без оленя нельзя.

Ребята быстро расселись в самолёте. Ундре даже не успел опомниться, а самолёт уже повис над пёстрой тундрой. Там, внизу, у оленьих нарт, долго ещё махал рукой Валякси. Капюшон малицы был откинут, и влажный ветер трепал его седые волосы.

Недолго жил в интернате Ундре. Построили дом, и приехала мать. А всё же Ундре о чём-то скучал, о чём — и сам понять не мог. Дедушки Валякси долго не было. Надоела зима. Холодная зима очень старой кажется. Но однажды Ундре будто кто разбудил: глаза раскрылись и сон пропал. Через закрытое тюлевой занавеской окно слабо просачивалась сиреневая дымка рассвета. Кто-то потёрся об оттаявшее стекло и с любопытством заглянул лиловым глазом в комнату.

— Авка! — обрадовался Ундре и выскочил на крыльцо.

«Чего ты? Чего?» — чирикнул на поленнице бодрый воробей и деловито поворошил клювом перья.

— Здравствуй! — крикнул Ундре воробью и спугнул его. Первый солнечный зайчик прыгнул на дрова. Ундре распирала нахлынувшая радость, ему хотелось смеяться и сейчас же всех разбудить. Ведь кто-то сейчас досыпал зиму и не знал, что она прошла! Плачет зима, а Ундре весело.

— Раньше учительского времени встаёшь! — одобрительно заметил Валякси, отбивая с кисов липкий снег.

Ундре обнял за шею своего любимого оленя.

— Это ты меня разбудил! Правда, Авка?

Авка согласно мотнул головой, обнюхал рукава и карманы — неужели Ундре не принёс ему лакомства? Но сахар оказался под шапкой, и Ундре рассмеялся своей хитрости. Они хорошо понимали друг друга — олень и Ундре. Оба помнят, как началась их дружба в тундре.

Летом дедушка принёс на руках из стада в чум маленького белого оленёнка. Оленёнок испуганно озирался, мокрый, мелко дрожал.

— В овраге нашёл, — пояснил Валякси, — мать бросила его.

Оленёнок смотрел на людей жалобно и просяще. Ундре целыми днями не отходил от него. Выздоровел оленёнок и привязался к Ундре. Пойдёт тот собирать ягоды — и Авка с ним. Костёр начнёт разжигать — и оленёнок тут же тычется, принюхивается к дыму. А потом отпрыгнет в сторону и начнёт носиться вокруг чума — смотрите, какой я быстрый, сильный! Смотри, Ундре!

Теперь Авка забыл детские забавы. Ведь он стал выездным оленем-вожаком, трудная у него работа! Первым в упряжке идёт, ветер грудью встречает. Нельзя вожаку усталость показывать, а то остальные олени в снег лягут — пропала дорога… Авка — умный, надёжный вожак, силы хорошо умеет рассчитывать…

Ундре прижался к другу. Он может много рассказать ему о другой жизни, где ездят не на оленях, а на машинах с колёсами.

— Ундре, — позвала мать, — нельзя с утра голодным на улицу выходить.

— Сейчас, — нехотя расстаётся он с Авкой и идёт к дому.

Ундре поел, ему так хочется побегать с Авкой, а ещё задачу придумывать надо.

— Охотник добыл двадцать белок, — вслух сочиняет Ундре, — и сдал их заготовителю по одному рублю… Сколько рублей получил охотник?

— Такого охотника, какой у меня внук, выгонять надо из совхоза! — вдруг сердито прерывает его Валякси и перестаёт что-то строгать. — Хороший охотник белку сдавать будет только по три рубля, — поясняет он оторопевшему внуку. — А Ундре не научился метко стрелять, шкурку портит, плохим сортом сдаёт — за рубль.

— Разве ты, дедушка, не спотыкался? — вступается мать. Она сидит на жёлтой циновке, сплетённой из переросшего пырея. Вокруг разложены лоскутки из шкуры и оленьих лап.

— Однако, с одним патроном уходил в тайгу, а без добычи не возвращался, — проворчал Валякси и снова уселся на своё место около печи. Жёлтенькая стружка завивается кудряшками и катится через колено. Валякси одним ножом может сделать и гимгу — сетку из прутьев, и нарты, и весло. Ему не надо рубанка и гвоздей.

— Кочевать весной пошли, в стаде было сто важенок, быков на тридцать меньше, — опять вслух сочиняет задачу Ундре и смотрит на Авку через окно. — Сколько должно быть оленей при осеннем подсчёте?

Мать поглядывает на сына с гордостью. «Вот ведь какой, — думает она. — Хоть дедушка ворчит, а внук уже и новую придумал».