Анатолий Приставкин - Дядя Тумба Магазин

— Ах, ах! — запричитал дядя Тумба. — А как же ваш замечательный, ваш парадный, ваш драгоценный костюм? Ах-ах! А сорочка! А галстук! А ботинки!

Папа Сандрика громко выплюнул колышек на землю и заявил на все это очень даже вызывающе:

— А мне плевать.

И повторил это несколько раз тем же непоколебимым тоном. Обращаясь к дяде Тумбе, он спросил:

— А вы хотите посмотреть, как я ножичком расписываюсь?

Взяв пальцами за лезвие, он швырнул ножичек так ловко, что тот, проделав несколько оборотов, воткнулся в вершину песочной кучи прямо своим острием: вжик, и готово!

— Еще не класс, но кое-что он умеет, — подтвердил снисходительно Сандрик. — Но со лба у него не очень…

И папа со вздохом подтвердил, что со лба ножичек летит не очень, а вот с зуба, губы и носа даже ничего.

— Вообще-то он у меня способный, — заверил Сандрик. — Когда он не ленится. Но теперь, — решил он, — пора домой.

— У-же, — заканючил папа. — А может, чутуличку… Ну, самую маленькую, в ножичек, а? — попросил он, заглядывая сыну в лицо и пытаясь его разжалобить.

— А мама? Ты подумал, что она нас ждет? — строго спросил Сандрик. И папа сознался, что о маме он не подумал, но он и прежде не думал, когда задерживался на работе, и лишь теперь осознал, как он был перед ней виноват.

— А как я ждал! — сказал Сандрик, оглядывая костюм папы, и произнес с упреком: — Ты на себя посмотри, в каком ты виде! Весь в песке, в земле, а руки-крюки? Такие руки собаки есть не станут! Тьфу!

— Я помою, — пообещал папа и спрятал руки за спину. — Потом.

— Сейчас же, — приказал Сандрик. — У дяди Тумбы есть кран для грязнуль! Иди и приведи себя в порядок, чтобы не стыдно было на улице…

Когда, попрощавшись, они вышли за железные воротца, папа спросил Сандрика:

— Но завтра… Завтра мы сюда придем играть?

— Посмотрим, — отвечал Сандрик неопределенно. — Как будешь себя вести. Он взял папу за руку и повел за собой, а дядя Тумба учтиво кланялся вслед.

ОДНАЖДЫ был теплый летний вечер, душно пахло мятой, я забрел в уютный дворик дяди Тумбы с надеждой, что смогу его уговорить сыграть партийку-другую в шахматы.

Надо отметить, что играет он превосходно, если не считать одного невинного чудачества: как только замечает, что может выиграть, он тут же начинает отдавать партнеру свои лучшие фигуры, а потом, конечно, начинает страдать, потому что без фигур на шахматной доске играть трудно, а иногда невозможно. Но вот такой он игрок, что отдает свои лучшие фигуры, и тогда мне самому приходится отдавать ему свои фигуры, и получается такая странная игра, вся наоборот, кто кому скорей проиграет. Это нас обоих здорово забавляет, мы пускаемся в долгие беседы, и я тогда рассказываю дяде Тумбе в сотый раз историю, которой был свидетелем, как велосипедисты в нашем городке соревновались на самую тихую езду, ну, то есть надо было тише всех проехать сто метров, и они как бы и не ехали, а двигались едва-едва, хотя на велосипеде, да еще двухколесном, не ехать совсем очень трудно, если не верите, попробуйте сами! И потому, как они ни старались не ехать, они все-таки ехали, и доехали до финиша, а выиграл человек, который во время соревнования заснул, проснулся он уже чемпионом.

Происходил разговор во время игры, и дядя Тумба, используя мою увлеченность рассказом, все пытался подсунуть под удар свою королеву, произнося при этом: «Ах, как славно, взял и заснул! А потом уснешь и проснешься президентом!»

— Чемпионом, — поправил я. И он тут же соглашался:

— Ну, конечно, чемпионом… Или — знаменитым! Вот я иной раз сыграю в шахматишки со своим компьютером, и пока он думает, усну… Проснусь, а он уже выиграл! Так-то приятно!

— Но вам не приходилось выигрывать у своего компьютера? — спросил я, потому что по опыту знал, как это трудно. Ведь с компьютером не словчишь, не схитришь, он шуток не понимает, и тут же объявляет тебе на доске мат.

Дядя Тумба от такого моего вопроса лишь ухмыльнулся в бороду и заявил, что выиграть у компьютера можно всегда, это он подчеркнул: всегда, если, мягко говоря, с ним не деликатничать.

— Как это?

— Да вот так, — и он пояснил, что люди, даже самые лучшие из них и самые ученые, ужасно не любят проигрывать, и в этом их недостаток. А чтобы его компенсировать, они, создавая шахматного робота по своему образу и подобию, придумали ему одну этакую крошечную кнопочку, на которой написано: «Думай скорей». Вот и все. Ну, то есть когда вы играете, вы думаете оба, сколько влезет, а потом вам надоедает, что он у вас выигрывает, и вы, чуть смущаясь, нажимаете эту самую кнопочку: «Думай скорей», и начинаете ему мешать думать. Ведь после нажатия кнопочки он должен сразу сходить. Вы торопите его, он ходит, ошибается раз, другой, а потом и вовсе проигрывает.

— Надо только почаще на кнопочку нажимать, — добавил с милой улыбкой дядя Тумба.

— А вы сами, — спросил я дядю Тумбу без всякой, впрочем, задней мысли, мне просто было интересно, что он ответит. — Вы сами часто нажимаете на эту кнопочку?

— Нет, нет, — отвечал он смущенно, — я, как видите, предпочитаю играть с вами, сударь, поскольку вы. — Машин папа, а названные шахматы я предлагаю, когда я занят. Но никто не жалеет, право, это очень занятное соревнование! У меня даже просят их поиграть!

— Ну, чем же оно занятное? — спросил я недоуменно.

— А вот чем, — сказал дядя Тумба чуть-чуть прихихикивая. — Такая вот странность, что взрослые любят нажимать на эту кнопочку, а дети не любят. Почему?

— Почему? — повторил я следом.

— А вот и подумайте, — отвечал он, и опять подставил мне под удар королеву, надеясь, что за разговором я все-таки ее возьму. — Я лично думаю, что дети его жалеют.

— Компьютер?

— Да. Компьютер. Ведь если посудить, он перед нами как бы беззащитен, и не может в свою очередь нажать какую-нибудь кнопочку у нас на голове. А значит, он куда справедливей и честней нас. Не правда ли, сударь?

Я не успел ответить. Во время нашей беседы привычно звякнул колокольчик у входа, и тут же объявилась странная пара: мальчик, маленький такой, аккуратный, в коротких штанишках и очках, и его бабушка. Бабушка немедля хотела видеть самого дядю Тумбу, а мальчик ничего не хотел', он держал в руках электронную игрушку и, не отрывая от нее глаз, продолжал играть, нажимая на разные кнопки, играл он на ходу, и вряд ли заметил, куда его сейчас привели.

— Вот он, — произнесла строгим то-ном бабушка, была она в клетчатом сером костюме и в старомодной шляпке, завернутой крендельком. В крендель было воткнуто страусиное перо, которое колыхалось, когда бабушка качала головой.