Михаил Каришнев-Лубоцкий - Охотники за мизераблями

– Пожалуй, ты права, – согласился я, – но почему тогда шторм не унес деревянные кресты?

– Он бы унес, но Роковое Течение все возвращает к острову, – догадалась Маришка. – Бедные скелеты! Им нет успокоения ни в земле, ни в море!

– Придется нам поработать, друзья мои, – сказал я после некоторого раздумья, – судя по крестам, это христиане, и они должны быть погребены как полагается. Печальное занятие и совсем не детское, но что поделаешь…

И не договорив до конца свою фразу, я взялся за ржавую, но еще довольно крепкую лопату и принялся закапывать могилы.

Девочки кинулись мне помогать, ставя на место кресты. На наше счастье, могилы были неглубокие, и эта грустная работа длилась недолго. Не прошло и часа, как все бедняги были погребены.

– Пусть покоятся с миром… – прошептал я, когда последний – шестой – крест украсил небольшой холмик.

– Где-то сейчас куролесит их товарищ? – вздохнула Маришка, глядя затуманенными глазами в океанскую синь. – Тоже мне, Летучий Голландец нашелся… Наверняка уже яхта о рифы разбилась…

– Не будем думать о грустном, друзья мои, – произнес я бодрым тоном, – сейчас нам нужно приниматься за выполнение главного завета Великого Лу.

– Это какого такого завета? – удивилась Уморушка.

– Мы начинаем строить плот! Сидеть сложа руки не в наших правилах. За мной, друзья мои, нас ждут великие дела!

И мы, подхватив лопату, бодро зашагали к Райской Лагуне, уже не волнуясь о том, что к нам могут нагрянуть среди ночи незваные гости – неприкаянные скелеты.

В этот день мы так и не успели приступить к постройке плота. Единственное, что мы сумели сделать, так это справить еще одно новоселье – третье по счету за последние сутки. Поразмыслив хорошенько, мы приняли решение перебраться в хижину Луиджи: Райская Лагуна была прекрасным местом для нашего славного начинания.

– Завтра нужно встать пораньше, – сказал я Маришке и Уморушке, когда мы закончили наводить порядок в нашем новом жилище. – Пока нет жары, выполним самую трудную работу – заготовим бревна.

– А чем пилить деревья? У нас же нет ни топора, ни пилы, – напомнила мне Маришка.

– Но у нас есть огонь, будем пережигать стволы.

– А это не грех? – испугалась Уморушка. – Дед Калина не заругается?

– Для доброго дела не грех, – успокоил я побледневшую лесовичку.

Мы поужинали, попили чай, заваренный душистыми травами, и улеглись спать в новой хижине, надеясь, что хоть эта ночь будет у нас спокойной.

Но наша подружка Чичетта спутала нам все карты и превратила сладкий сон усталых путешественников в очередной кошмар.

А произошло все так.

Вечером, когда все обезьяны усаживались поудобнее на деревьях, готовясь отойти ко сну, Чичетте взбрело в голову еще раз навестить нас и проверить, хорошо ли мы устроились на новом месте.

– Я быстро, Чуччо, – сказала она брату, спрыгивая на землю, – только слетаю туда и обратно и сразу вернусь!

– Они спят, ты потревожишь их сон! – крикнул с дерева умный Чуччо.

Но Чичетта, задрав хвост кверху и держа его пистолетом, уже мчалась во весь дух к нашему жилищу. Когда она прискакала к хижине, то убедилась, что ее брат оказался прав: новые островитяне чучеллы, уже крепко спали, безмятежно разбросав по травяной постели натруженные за день руки.

Она хотела было уже бежать обратно, но в этот момент ее внимание привлек блеск электрического фонарика, лежащего у меня в изголовье. Свет луны проникал в хижину и матово отражался в его металлическом корпусе.

«Какой странный светлячок, – подумала любопытная обезьянка, – никогда не видела такого!»

Она полезла поглубже в хижину и робко протянула правую переднюю лапку к фонарику. Почувствовав в жилище постороннего, я подскочил, словно подброшенный сильной пружиной.

– Кто здесь?! – крикнул я по-русски, забыв спросонья перейти на обезьяний язык. – Немедленно отвечайте!

От страха и неожиданности Чичетта остолбенела и на мгновение превратилась в живую статую.

Я схватил фонарик и, нажав кнопку, направил луч света на непрошеную гостью. Чичетта издала какой-то странный, непереводимый ни на один язык вопль и рухнула в обморок.

Прямо на моих проснувшихся и перепуганных подопечных.

Луч фонарика так перепугал Чичетту, что она придя в себя после глубокого обморока, стала заикаться и, как ни пыталась, не могла нормально связать даже двух-трех слов. Лишь какие-то жалкие бессвязные звуки да отдельные бессмысленные слоги вырывались из ее судорожно раскрывающегося ротика.

– Ччи… ччи… чиччи… чу… чуччу… чап… пап… пап… – бормотала она, глядя жалостным взглядом на своих собратьев, прискакавших к нашей хижине на ее перепуганный вопль. – Чччупап… пап… ччи… чи… ччи…

– По-моему, она хочет рассказать нам о том, что с ней приключилось, – догадался умница Чуччо. И, обратившись к сестре, ласково промолвил ей: – Мы тебя слушаем, Чичетта, рассказывай.

Но Чиччета в ответ на его просьбу снова разразилась бестолковыми вскриками и всхлипами.

Наконец обезьяны не выдержали и попросили меня и Маришку с Уморушкой поведать им о том, что произошло с их любимой Чичеттой.

– Ничего особенного, – ответил я, удивленно разводя руками, – просто она залезла в нашу хижину посреди ночи, и мне пришлось включить фонарик, чтобы посмотреть на незваного гостя.

– Пришлось что сделать? – переспросил любознательный Чуччо.

– Включить фонарик, – повторил я и продемонстрировал хвостатым аборигенам свои недавние действия.

– Чучелло Чаппа!! Чаппа Чучелло Чиппо!! (Чучелло, Посылающий Свет!! Посылающий Свет и Высекающий Огонь Чучелло!!) – раздались восхищенные возгласы.

– Обыкновенный фонарик, ничего особенного, – пояснил я ошарашенным обезьянам. – А ваша Чиччета свалилась в обморок и стала заикаться… Но не волнуйтесь: мы ее вылечим! В школе мне приходилось иметь дело с такими ребятками.

– Вылечи ее, пожалуйста, Чучелло Чаппа! – умоляюще посмотрел на меня добросердечный Чуччо. – Мы и раньше плохо понимали, что она хочет сказать, а теперь… – и он грустно махнул лапкой и тяжело вздохнул.

– Вылечим-вылечим! – успокоила его Уморушка. – Через денек ваша Чичетта будет сыпать без запинки и остановки хоть три часа!

Услышав ее слова, Чуччо задумался.

– А может, не нужно лечить? Может, само пройдет? – неуверенно спросил он меня.

– Само не пройдет, – сказал я строго, – а после курса лечения Чичетта будет разговаривать ровно так же, как разговаривала до лечения. – И, желая прервать ненужную дискуссию, произнес на прощанье Чуччо: – Ступайте домой, а завтра приходите снова. Спокойной ночи!

– До завтра, Чучелло Чаппа! До скорой встречи, чучеллиты! – попрощались с нами обезьянки и, взяв под передние лапки Чичетту, поволокли обессиленную страдалицу к себе домой.