Польские народные сказки - Польские народные сказки

— А, мелочь! Потом купишь еще что-нибудь, тогда и присчитаю.

— Потом, так потом, — согласился парень, не заплатил и ушел.

Прошел год, второй. Парень о том завтраке в корчме и думать забыл. Женился, разбогател, живет себе припеваючи.

Вдруг нежданно-негаданно зовут его в суд. Оказывается, корчмарь деньги с него требует за те пятнадцать яиц. А кроме того, еще и за цыплят, которые из тех яиц за это время вылупиться и вырасти могли бы. Выходит, деньги немалые.

Отговаривался парень в суде как мог. «Корчмарь-до тогда сам денег брать не хотел, а я и сейчас за них платить не отказываюсь». Но суд присудил, что прав корчмарь.

Подал парень прошение, хотел свидетелей найти, по никого сыскать не мог. А сам он не помнил, был ли там тогда кто-нибудь или нет.

Вот завтра суд, свидетелей нет как нет, — решил парень, что дело проиграно. Идет по лесу, плачет от обиды. Вдруг, откуда ни возьмись, появился перед ним старик и спрашивает:

— Ты что так горько плачешь?

— Завтра суд у меня, свидетелей нет, считай, что дело я проиграл.

И рассказал, что за дело-то.

Незнакомый человек выслушал его, призадумался, а потом и говорит:

— Не горюй. Я к тебе в свидетели пойду. Выиграем мы это дело.

Сказал и исчез.

На другой день начал корчмарь в суде доказывать, сколько из пятнадцати яиц могло цыплят вылупиться, сколько они потом могли яиц снести и сколько цыплят он имел бы из этих яиц.

Судья сидит, кивает, парень смотрит — его свидетеля все нет.

Уж приговор читать начали, как вдруг открылась дверь и появился тот старик. Запыхался на бегу, еще от дверей кричит:

— Я свидетель этого человека!

И на парня указывает.

— Ты опоздал, сиди тихо и слушай приговор, — говорит судья.

— Уж вы простите, не мог я раньше прийти. Дело у меня было трудное — тридцать мер гороха надо было перед севом сварить.

— Старый, а такой бестолковый! — возмутился судья. — Что за дурь тебе в голову взбрела — горох перед севом варить. Из вареного гороха ничего не вырастет.

— А из вареных яиц цыплята не вылупятся, — отвечает старик.

Опомнился судья, и жалобу корчмаря отклонили. А парень только дивился и радовался: «Ну и мудрый же мне свидетель попался!»

Одному мужику гадалка предсказала: мол, еще три раза ветры испустишь — и помрешь. Пригорюнился мужик, думает: «Я к этому делу привычный, как тут удерживаться!» Наконец решил работать так, чтоб не тужиться — авось тогда и обойдется.

А тут как раз пришла пора молоть зерно. Что делать? Сам возьмешься молоть, уж точно ветров не удержишь. Решил мужик свезти зерно на мельницу.

Но и на мельницу ехать страшно: придется зерно подносить, тяжесть поднимать — так и до греха недолго. Раз, два, три — и помрешь, мука не нужна будет. Послал бы работника, так нет его. Объяснил жене — баба жалостливая, сама лошадь запрягла, сама нагрузила на телегу мешки да кадки, но говорит: езжай, остерегайся, понемногу зерно носи, может, и удержишься.

Выходит — нужно ехать.

Едет мужик, бережется — вдруг на дороге канава. Как тряхнуло телегу, так ветер враз и вылетел. Чуть не заплакал мужик, только тем себя утешил, что держаться будет изо всех сил, а как привезет муку домой, вовсе работать перестанет — ляжет и лежа есть будет.

Приехал он на мельницу, заплатил мельнику за работу, а сам стал в сторонку и только посматривает, чтобы помол был хорош да чтоб зерно не украли. Смолол мельник зерно, сложил все на телегу, сел мужик и поехал обратно.

Вот доехал до той канавы, только подумал, как бы сдержаться, а тут колеса в канаву — тр-рах! — и опять из него ветер выскочил. Чуть не заплакал мужик с досады, ну, да делать нечего, теперь уж не вернешь.

Двинулся снова в путь, а сам только и думает, как бы в третий раз на пути не оплошать — лишь бы домой вернуться да муку всю перепечь, а там — будь, что будет.

Да где там! Подъехал он к выгону, дорога в гору, коню тяжело, а мужик и с телеги слезть боится — не ровен час, в третий раз беда случится. Не вытянул конь, остановился. Мужик как стеганул его кнутом — тут и в третий раз ветры пустил.

Заголосил мужик.

— Он, смерть моя пришла! — А потом думает: «Зачем я муку домой-то повезу, если мне все равно ее есть не придется? Из-за жены помираю, это она меня на мельницу выставила. Так пусть и ей мука не достанется, раз она такая умная!»

Сбросил он с телеги мешки да кадки, лег возле них и лежит. Смерти ждет.

А на выгоне свиньи паслись. Подобрались они к мешкам, давай их рвать да муку уписывать. Видит это мужик, стонет жалобно, хоть у него ничего и не болит, лежит да на свиней покрикивает:

— Был бы я жилец на атом свете, я бы вам показал, волки вас задави!

А свиньи и ухом не ведут — знай себе чавкают.

В ту пору ехал мимо какой-то другой мужик на телеге, еще издали услыхал стоны да крики. «Что случилось?» — думает. Подъехал ближе, подивился на все это и спрашивает:

— Что с тобой, человече?

— Ой, не спрашивай! Три ветра из меня вылетело, конец мой пришел.

Понял тут проезжий, что на мужика просто дурь нашла, поднял с земли кнут и давай его стегать. Стегал, пока тот не вскочил, не собрал мешки да кадки, что свиньи попортить не успели, и не погнал во всю прыть домой.

Прошла неделя, другая, а мужик жив и здоров, только спина от кнута побаливает. Смекнул он тогда, что обманула его гадалка. Локти готов был кусать, да уж не вернешь муки-то, что свиньи сожрали да рассыпали.

С тех пор перестал мужик гадалкам верить.

Шли два мужика от исповеди и заговорили о своих бабах. Один и говорит:

— У меня такая баба — если ей что по секрету скажу, нипочем не проговорится.

Другой только головой покачал.

— На что хочешь спорю.

— Ладно. На ведро водки.

— Так и быть. С меня ведро водки, если дознаюсь, что она про меня людям проговорилась.

— Только выдумай себе секрет побыстрее, чтоб нам год не ждать, пока проверишь. И денежки на водку готовь, поскольку моя правда.

— Ну, ну, посмотрим. И разошлись.

Тот, который спорил, что его жена никому не проговорится, как пришел домой, так, жене ни слова не говоря, взял в кровать яичко. Утром и молвит бабе:

— Эй, знаешь что? Я яичко снес. Ты не выдай меня, а то сраму не оберусь. Я ж всему селу свадебный дружка.

Поклялась баба по совести, что никому ничего не скажет, и, довольная, яичко припрятала.

На другую ночь взял он с собой два яичка, на третью — три. И так, что ни ночь, все на яичко больше сносил. Жена радуется, говорит ему:

— И куры несутся, и ты несешься. Теперь я тебе яичницы жалеть не буду, мы разбогатеем, яйца-то нынче в цене!

Да на радостях-то не выдержала, пошла к кумушке и говорит ей: