Айно Первик - Баба-Мора

— Нет-нет! — упиралась она. — Меня влекут выси!

Она выдула из сумки воздушный шар, надула его и средь бела дня вылетела из окна кафе. Люди, сидевшие в кафе, разинув рты, глядели ей вслед. На улицах и площадях остановились автомобили, автобусы, трамваи, из них высыпали пассажиры и тоже стали следить за ней. Баба-Мора пришла в восторг от такого внимания. Она принялась прыгать с крыши на крышу, перелетать с башни на башню, и при этом продолжала горланить свои песни. Ей ужасно нравилось, что все на нее смотрят.

Домой, к измученному тревогой Трумму, Баба-Мора добралась лишь поздно вечером, когда уже совсем стемнело. Она настолько устала, что велела Трумму отнести ее в постель, и моментально уснула.

Она спала так крепко, что проспала весь следующий день. Так прошел четверг, который приходился на полнолуние, и Трумм не получил никакой помощи. Баба-Мора проснулась лишь в пятницу после полудня.

Пришлось дождаться следующего четверга, когда на небо выйдет полная луна. А до этого оставался целый месяц.

Теперь Баба-Мора стала уделять огромное внимание своей внешности. Она была убеждена, что всюду, где бы она не появилась, люди замечают только ее, видят только ее, смотрят только на нее. И она без конца наряжалась. А чем больше она наряжалась, тем больше внимания привлекала. Но ведь именно всеобщее внимание ей и нравилось. Теперь по утрам она одевалась и прихорашивалась так долго, что выходила к завтраку, когда кофе уже совсем остывал. Трумм, правда, не обращал на это внимания. Он с упоением рисовал акварельными красками все, что видел когда-то во время своих морских путешествий. Трумм был счастлив — за всю свою жизнь ему не удавалось выкроить время, чтобы спокойно порисовать. Что значить по сравнению с этим остывший кофе!

После завтрака они ехали за покупками. С каждым днем у Бабы-Моры становилось все больше нарядов и украшений. Она стала такой франтихой, что все диву давались.

Закончив хождение по магазинам, они отправлялись в кафе есть пирожные. А по вечерам, сидя перед телевизором, пили настой шиповника и вели умные разговоры. Трумм без конца уговаривал Бабу-Мору написать научный труд о своих колдовских познаниях. Он считал, что такая книга могла бы принести огромную пользу всему человечеству. Баба-Мора соглашалась, что это великолепная идея. Однако вслед за этим она, как правило, укладывалась пораньше спать, чтобы утром встать бодрой и полной сил.

Но однажды утром Баба-Мора проснулась ни свет ни заря и в одном халатике, накинутом на ночную рубашку, появилась в гостиной, где Трумм вдохновенно рисовал африканский закат. Вид у Бабы-Моры был такой изможденный, что Трумм испугался.

— Что случилось? — воскликнул он.

— Я совсем не спала, — нервно пробормотала Баба-Мора и побарабанила пальцами по лбу. — У меня все перемешалось.

— Что такое? — забеспокоился Трумм.

— Пока ничего, — вздохнула Баба-Мора. — но скоро что-то случится. Приближается большая беда. С самой полуночи я вижу всякие ужасы. Видения меня совсем измучили.

— Надо что-то делать! — заволновался Трумм.

— Птицы, — сказала Баба-Мора, напряженно вглядываясь в пустоту перед собой. — Все время птицы. Я никак не могу понять, к чему бы это. Просто не знаю, как быть.

— Как бывший капитан, я знаю одно: из любого положения найдется выход, только нельзя сидеть сложа руки, — рассудительно произнес Трумм. — В беде нет ничего хуже бездействия. Выезжаем немедленно.

Баба-Мора заломила руки.

— Я не в силах больше это вынести! — застонала она. — Что за птицы?

— Вперед! — решительно сказал Трумм и схватил Бабу-Мору за руку. Они побежали вниз по лестнице. Трумм вывел из гаража машину и усадил в нее Бабу-Мору. Баба-Мора вела себя, как настоящий лунатик. Она то и дело вздыхала и охала.

Первым делом Трумм помчался в порт. От одного только напоминания о беде он сразу вспоминал про корабли.

Нет-нет, — застонала Баба-Мора. — Это не здесь. Это случится где-то в другом месте.

Трумм повел машину к центру города, где движение было особенно оживленным. В таком месте, думал Трумм, всегда может случиться авария, а если они в это время окажутся на месте происшествия, то Мора уж разберется, что к чему. И поди знай, вдруг удастся избежать несчастья.

— Время идет, — выходила из себя Баба-Мора, ерзая на сиденьи.

Трумм ехал по длинной улице, где ходили трамваи. С трамваями тоже может что-то случиться, думал он.

— Нет! — закричала Баба-Мора. — Это не здесь! Ну сделай же что-нибудь, милый Трумм! У нас осталась всего четверть часа.

Теперь и Трумм потерял самообладание. Он развернул машину и помчался назад.

— Да ты в своем уме? — завопила Баба-Мора и вцепилась розовыми перламутровыми ногтями в плечо Трумма. — Ты ведь увозишь меня от птиц! Сейчас же поворачивай!

— Это дорога в аэропорт! — закричал Трумм.

— Знаю! — взвизгнула Баба-Мора. — Я знаю! Именно там и случится несчастье! Быстрей! Гони быстрей, не то мы опоздаем!

Трумм резко развернулся перед самым носом милиционера и, несмотря на свистки, понесся к аэропорту.

Они примчались в аэропорт, когда брал старт большой реактивный лайнер. Провожающие стояли за барьером и наблюдали за отлетом. Все вокруг содрогалось от рева двигателей.

Баба-Мора пулей вылетела из автомобиля и кинулась прямо к самолету — лишь развевались полы ее кружевного халатика.

Все от страха окаменели. Трумм закрыл лицо руками и застыл, будто соляной столп. Но тут же потерял равновесие и грохнулся на землю. Этого, впрочем, никто не заметил, все с ужасом смотрели на Бабу-Мору и несущийся ей навстречу самолет.

— Держите эту сумашедшую! — закричал начальник аэропорта из окна своего кабинета. Впрочем, кричать не имело смысла, потому что, если бы и можно было что-нибудь расслышать в этом реве и грохоте, все равно никто бы не рискнул броситься за Бабой-Морой.

Трумм поднялся на ноги и понесся к барьеру.

— Эмелина! — закричал он сквозь ужасающий рев и вой.

Он даже не услышал собственного голоса. Отчаяние охватило его.

Между тем, Баба-Мора остановилась перед несущимся на нее самолетом и медленно подняла руки.

— Она что, взбесилась?! — выходил из себя начальник аэропорта. — Это же реактивный самолет, а не такси, которое можно остановить на любом углу.

И тут же застыл с раскрытым от изумления ртом.

Рев начал стихать. Самолет опустил нос, обогнул Бабу-Мору, снизил скорость и остановился.

И сразу же все служащие аэропорта кинулись к Бабе-Море. Десятки рук вцепились в нее и стали тянуть со взлетной полосы. Яростно крича, Баба-Мора отбивалась руками и ногами.