Александр Костинский - Невидимое дерево

Вика и Шур Шурыч теперь стали толкать шкаф в противоположную сторону.

— Раз-два, взяли, — командовал Шур Шурыч. — Ещё раз, взяли… Кажется, сдвинулся, — пыхтя от натуги, выдавил из себя Шур Шурыч.

— Ничего не сдвинулся, — сказала Розалинда, спокойно наблюдавшая за стараниями Шур Шурыча и девочки.

— По-мо-гай, — прохрипел Шур Шурыч.

— Всё равно нам с ним не справиться, — продолжала настаивать на своём ворона, но всё-таки тоже принялась толкать шкаф.

Они очень старались, особенно Шур Шурыч, и в конце концов шкаф отошёл от стенки.

— А вы говорили, — торжествующе сказал Шур Шурыч, заглянул в образовавшееся между шкафом и стеной пространство и вытащил оттуда тапок.

— Вот! — поднял над головой Шур Шурыч свою находку. — Я же говорил, что он за шкафом. Эх, мне бы образование: я бы директором трёх школ стал и одного детского сада.

— Ура! — закричали вместе ворона и Шур Шурыч.

Они радовались и кричали, но Вика почему-то не радовалась.

— Ты чего? — спросил Шур Шурыч.

— Это не тот тапочек, — вздохнула девочка, — этот папа потерял в прошлом году.

Все умолкли.

Шур Шурыч вздохнул и сердито бросил тапок обратно за шкаф. Даже Розалинда, которая не любила, когда бывший домовой вёл себя подобным образом, на этот раз промолчала. Она тоже была огорчена. И тут вдруг ей в голову пришла, как ей показалось, прекрасная мысль. Она подпрыгнула, взмахнула крыльями и стала кружиться по комнате.

— Вспомнила! — закричала ворона Розалинда. — Ждите меня здесь. Я скоро! Кракое прекрасное решение! — крикнула она и вылетела в окно.

Ворона улетела, а Шур Шурыч с Викой остались ждать. Они сидели, беседовали.

В основном говорил Шур Шурыч. Он рассказывал девочке о братьях-мастерах, о флейтах и скрипках, которые мастерил младший брат, о волшебной шапке-невидимке, сшитой старшим братом, о том, какие это были весёлые, добрые люди.

О любимых им братьях он мог говорить долго, без конца. Но сейчас долгий разговор не получился, так как в комнату через окно вдруг полетели тапочки. Большие и не очень большие, войлочные, кожаные, вязанные. Они шлёпались на пол, падали на стол. Вика и Шур Шурыч принялись их ловить, не понимая ещё, кто их бросает. Но вот в окне с торжествующим видом появилась ворона.

— Я принесла лучшее, что висело на дереве, теперь у твоего отца будет сколько угодно домашней обуви.

— Молодец, — похвалил ворону Шур Шурыч и запнулся. — Сколько угодно, — повторил он и хлопнул себя по лбу. — Идея! — закричал Шур Шурыч. — Больше твой родитель шлёпанцы терять не сможет. Я такое придумал! Всё-таки у меня голова. Жаль, образования не хватает. Но ничего… Значит, так, — обратился он к девочке. — Тащи молоток и гвозди.

Вика принесла всё, о чём ёё просили, и они пошли в коридор.

— Теперь шлёпанцы всегда будут на месте. Всегда, — опустился на колени Шур Шурыч и стал приколачивать гвоздём тапочек к паркету.

— Ещё гвозди, — командовал он.

Вика и ворона еле успевали подносить ему тапочки и гвозди.

— Кончились, — сказала Вика и показала пустую коробку.

— Что? — не понял Шур Шурыч.

— Гвозди, — объяснила ворона.

— Давай клей, — потребовал бывший домовой.

— У меня предложение, — подняла крыло Розалинда. — А что, если тапочки развесить на стенах, тогда они у вашего папы будут всегда на виду!

— Ну, Розалинда! Ты — тоже голова. Птица, а соображаешь, — поддержал Шур Шурыч ворону, и они стали все вместе приклеивать к стенам квартиры принесённые вороной тапочки.

Шур Шурыч приклеивал, а ворона и Вика говорили, выше или ниже. Наконец, когда все тапочки были развешены, Шур Шурыч отошёл в сторону, встал рядом с Викой и вороной, склонил голову набок и, любуясь, гордо сказал:

— Красота!

— Да, — согласилась ворона, — очень красиво. Крак в музее.

— Теперь твоему папе домашней обуви на сто лет хватит, — уверенно сказал Шур Шурыч.

— Теперь они у него всегда на месте будут, — поддержала бывшего домового Розалинда.

В это время часы громко пробили семь раз.

— Скоро мама и папа придут! — радостно воскликнула Вика. — Представляете: папа приходит после своего собрания уставший ищет тапочки, а они и тут, и тут — везде.

— Теперь ваши родители никогда ссориться не будут, — сказала Вике ворона.

— Конечно, чего им ссориться? Тапочки на месте, вокруг такая красота, как в музее, — согласился с вороной Шур Шурыч и незаметно толкнул её локтем.

— Вы зачем толкаетесь? — бросила на Шур Шурыча гневный взгляд ворона.

— Кто толкается?! Кто толкается?! Ишь, что выдумала! Ну ты Розалинда, и даёшь. Чего б это я вдруг… ни с того, ни с сего… начал толкаться? Я вообще толкаться не люблю. А если и толкаюсь то для этого причина должна быть уважительная, — громко сказал Шур Шурыч и дёрнул ворону за хвост.

— Крак вам не стыдно хулиганить? Солидный мужчина, называется! Хулиган!

— Ну кто хулиган?! Что ты, Розалинда, такое говоришь? Разве я хулиган? Просто я волнуюсь. У нас с тобой дел ещё непочатый край, и Викины родители должны с минуты на минуту вернуться. А ты говоришь — хулиган, толкаюсь, — сердито посмотрел на ворону Шур Шурыч.

— Какие ещё дела? — не поняла ворона.

— Какие, какие? Важные, — покрутил пальцем у виска бывший домовой и снова толкнул ворону в бок, а потом ещё и дёрнул больно за хвост.

Розалинда громко ойкнула, но наконец-то поняла, что обозначали все эти толчки и щипки. Дел, конечно, у них с Шур Шурычем срочных не было, просто Шур Шурыч не хотел встречаться с папой и мамой. И он, очевидно, был прав. Сейчас не стоило это делать.

— Да, да, — часто закивала Розалинда головой, потирая бок, — крак я могла забыть?! У нас в самом деле ещё столько дел…

— Причём важных и неотложных, — добавил Шур Шурыч, поспешно направляясь вместе с вороной к окну, так как во входной двери уже поворачивался ключ: кто-то из родителей возвращался домой.

— Мы придём завтра! — крикнул на прощание Шур Шурыч и перепрыгнул через подоконник на росший под окном раскидистый клён.

Спустившись по стволу на тротуар, Шур Шурыч отряхнулся и отправился на площадь Двух Мастеров. Туда, где находился его дом — невидимое дерево и где его уже ждала ворона Розалинда.

В этот вечер Шур Шурыч улёгся спать раньше обычного и даже не пошёл шуршать — пугать ребятишек. Он забрался в гамак, закрытый со всех сторон лохматыми еловыми ветками, поворочался с боку на бок и вскоре крепко заснул.

Шур Шурыч во сне улыбался и, как ребёнок, причмокивал губами. Его баюкали тёплый ветер и прилетевшие к нему в эту ночь воспоминания. Ему снились далёкие времена, когда он был не тренером по храбрости, а домовым и приносил людям счастье.

Ворона в эту ночь тоже сладко спала. Ей снился большой деревянный дом, в котором они все когда-то жили: и братья, и Шур Шурыч; ей снился тёмный зимний вечер… братья сидят за длинным столом. Тут же за столом — ребятишки мал мала меньше. Все мастерят ёлочные игрушки. Скоро Новый год.