Альберт Иванов - Хитрая ворона

В зале уютно горел камин. Возле огня сидели хозяин замка Генри Смит, Джейн и старое Привидение.

Хозяин попыхивал трубкой. Джейн, улыбаясь, вязала на спицах. А Привидение, горячо размахивая руками, рассказывало удивительные истории. И как бы издалека доносились боевые кличи, ржание коней, бряцание оружия. Обернувшись к ним, дворецкий Уоткинс протирал подсвечник возле буфета, вновь заставленного фамильным серебром.

Внимательно слушал и вельможа на портрете, теребя свой длинный ус.

Оживали витражи на окнах: взвивалось английское знамя над развалинами крепости, по дороге мчалась карета с четвернёй лошадей, а в голубом небе гордо парил орёл.

Старая добрая Англия…

И зал, и сам замок удаляются от нас в вечернем сумраке — уходят в своё время, которое давно миновало. Светится далёкий огонёк в старой башне, стоящей на лесистом холме. В вечернем закатном небе летит четырёхкрылый перепончатый аэроплан…

Всё на свете улетает, уходит в прошлое. Даже сегодняшний день.

В одном большом городе жила… необычная Подпись.

Она была сложная, начальственная. Хитро извиваясь, она несколько раз пересекала сама себя и заканчивалась жирным росчерком. Она была похожа на кулак, если всмотреться.

Днём Подпись работала, а по ночам, сладко посапывая, спала на своей белоснежной кровати — чистом листе бумаги с вырезанными фигурными ножками. Дома она была лёгкая, зато на работе весомая. Но об этом — после.

На стене в изголовье кровати висели фотоснимки Подписи в разном возрасте. Вот она маленькая, вот подросла, а вот — совсем взрослая, уже похожая на кулак.

По снимкам было видно, как она изменялась с возрастом: сначала — корявые, но чёткие буквы первоклассника, затем — беглая, но достаточно ясная пропись, потом — она же, ещё вполне различимая, но уже с маленьким хвостиком на конце. Постепенно начертание усложняется, она становится загадочной, совершенно непонятной, пыжась всеми завитушками, поскольку тогда-то Подпись и стала Начальником. Она считала себя неутомимой, вездесущей и незаменимой.

Каждое утро Подпись выходила из подъезда на работу.

Так было и в тот ничем не примечательный день.

Она подошла, гордо откинувшись назад и опираясь на хвостик росчерка, к чёрной машине у тротуара. Важно развалилась на заднем сиденье и махнула шофёру пальчиком: гони!

Машина переехала на другую сторону улицы и остановилась перед внушительным зданием.

Подпись вошла в подъезд, небрежно кивнув на низкий поклон дюжего то ли швейцара, то ли вахтёра в пятнистой маскировочной форме, но с золотыми галунами.

Вверх вела широкая мраморная лестница. А рядом с ней находился персональный эскалатор. Вход на него был закрыт никелированной калиточкой с замком.

Подпись открыла своим ключом замок, и эскалатор вознёс её на второй этаж.

Не торопясь прошествовала Подпись по коридору, высокомерно отвечая на поклоны всех встречных, идущих навстречу, и поперечных, пересекающих ей путь из двери в дверь.

На дверях красовались таблички: «Замглав», «Помглав», «Главзамглав», «Главпомглав», «Перзамглав», «Предглав»…

И наконец появилась самая большая табличка: «Самглав». Это был кабинет Подписи.

Она вошла в огромный кабинет и села за гигантский стол. Нажала кнопку.

Тут же несколько сотрудников внесли большущий лист деловой бумаги, держа его за углы. Они почтительно положили документ на стол.

Подпись встала на кресло, перебралась с него на лист бумаги и стала важно прохаживаться по нему зигзагами, прочитывая строку за строкой.

Затем, недовольно хмыкнув, она взяла пузырёк с чернилами и щедро плеснула их в серебряную штемпельную коробку.

Р-раз! — и Подпись легла внутрь коробки, захлопнув за собой крышку.

Два! — коробка поворочалась.

Три! — разбухшая от чернил Подпись с трудом вылезла из коробки и с размаху гулко ударила по бумаге, оставив грозный оттиск кулака. Полетели брызги, донеслось эхо грома!

Сотрудники всё так же почтительно унесли лист.

Подпись устало опустилась в кресло. Она никак не могла отдышаться.

Но, как известно, «покой нам только снится». Ещё несколько раз приносили деловые бумаги и уносили с запрещающим оттиском кулака.

И вот в очередной раз Подпись, неимоверно разгневавшись, хватила по бумаге, с такой силой, что совершенно изменилась сама, превратившись в какой-то запутанный клубок из прыгающих букв.

Из клубка торчал кончик росчерка, и Подпись со стоном и писком дёргала им, как щенок прищемлённым хвостом.

Забегали сотрудники. Затрещали телефоны!

С волчьим воем подлетела к зданию машина «скорой помощи».

Проворные санитары унесли Подпись на носилках.

В операционной было страшно. Аппараты дыхания и кровообращения, огоньки хитрых приборов, хирургические инструменты, врачи в стерильных масках!

Долго колдовали медики над Подписью, придирчиво сличая клубок букв и линий с последним фотоснимком важной персоны, и старались вернуть ей первоначальный вид.

Её просвечивали рентгеном, подключали к сложной аппаратуре, накачивали кислородом, ставили капельницы, резали, сшивали, засовывали в барокамеру. Пытались и растянуть Подпись, как резиновую, но она упрямо принимала форму клубка, в котором по-прежнему мельтешили испуганные буквы.

Положение безвыходное. Теперь годились любые, даже самые невероятные, рискованные средства. Терять было нечего!

Кто-то из физиотерапевтов срочно вызвал боксёра-тяжеловеса. Вдруг Подпись устрашится двух его грозных кулаков и сама машинально сожмётся в кулак?..

Бесполезно. Боксёр навешивал ей полновесные удары, слева и справа. Но Подпись никак не могла собраться с силами. Она лишь подпрыгивала, словно мячик, на операционном столе и о чём-то невнятно вопила, что знающий логопед перевёл как: «Наших бьют!»

Осталось последнее средство. Седой главный врач, почётный академик всех медицинских академий, в прошлом простой молотобоец, размахнулся здоровенной кувалдой и так ахнул по клубку неизлечимой Подписи, что враз рассыпался операционный стол и где-то внизу, на первом этаже, упал куривший возле урны санитар. А клубок Подписи, вновь подпрыгнув, вдруг вылетел в открытую форточку.

Он плыл над полями, садами, рощами. Его обрызгал летний дождь и побил случайный град. Он и в лужу плюхался, и по булыжной дороге катился. Какой-то задорный телёнок боднул его прорезавшимися рожками. А беззаботный мальчишка послал загадочный клубок пинком вдаль.