Хью Лофтинг - Почта доктора Дулиттла

— Спасибо тебе, малышка. Теперь мне намного лучше. Расскажи мне о себе.

Я рассказала крысе, что сбежала из клетки, где мальчик держал меня для развлечения.

— Но как я буду жить дальше — ума не приложу, — жаловалась я крысе. — До сих пор из-за моей белой шубки у меня были сплошные неприятности. Кошки видят меня издалека, и жизнь моя постоянно висит на волоске.

— Слушайся меня, — сказала крыса. — Я старая, умная и плохому не научу. Оставайся со мной в красильне. Здесь тепло и удобно. В полу полно дыр и щелей. Пока лежит снег, ты будешь выходить и приносить нам еду, а когда снег растает и земля снова станет черной, я буду добывать пищу, а ты сидеть дома. Здесь нет ничего такого, что могли бы изгрызть мыши, поэтому люди не держат в красильне кошек. В домах, лавках и мукомольнях жить, конечно, намного сытнее, поэтому глупые молодые крысы и мыши там и селятся. Но, Боже мой, как же там много кошек и мышеловок! Шагу ступить нельзя! Поэтому я, старая и умная, предпочитаю жить в красильне. Лучше жить впроголодь, чем сытой попасть в лапы коту. Обжорство еще никого до добра не доводило.

Старая крыса убедила меня остаться с ней в красильне, и я прожила там весь год. Зимой добывала еду я, а летом моя подруга и наставница отплачивала мне сторицей. Она и вправду была умная, очень ловкая и знала, где раздобыть кусочки повкуснее. У нас не переводилось сало, сыр и колбаса. Ах, какие обеды мы устраивали под полом красильни!

Красильщики нас не тревожили, им не было до нас дела. Они размешивали краски в котлах и рассказывали друг друга последние городские новости.

Однако никому не достает ума довольствоваться тем, что у него есть. Так случилось и со мной. Когда наступило второе лето, я затосковала по свободе. Мне захотелось бродить по улицам, подружиться с другими мышами, попутешествовать и посмотреть мир. Мне даже захотелось выйти замуж! Причиной тому была, наверное, весна.

Как-то я сказала старой крысе:

— Похоже, я влюбилась. Каждую ночь зимой, когда я выходила на поиски пищи, мне встречался один молодой мышонок. Хорошо воспитанный и милый, он мне очень нравится. Я хочу перебраться в другое место, создать семью, растить детей… Скоро лето, и мне снова придется сидеть в этом сарае до первого снега. Я не хочу жить взаперти. Я хочу жить как все нормальные мыши.

Старая крыса задумчиво посмотрела на меня, а потом ответила:

— Если ты хочешь уйти, малышка, я не стану тебя удерживать, хотя и считаю, что ты делаешь глупость. Одному Богу известно, как я сумею прожить без тебя. Но ты весь год помогала мне, и теперь я хочу помочь тебе.

Крыса повела меня наверх, туда, где стояли котлы с краской. Уже вечерело, красильщики давно ушли. Крыса нашла на полу веревку, вскарабкалась на краешек одного из котлов и опустила в краску конец веревки.

— Что ты хочешь делать? — спросила я крысу.

— Я хочу выкрасить тебя в черный цвет, — ответила крыса. — Ты по веревке спустишься вниз, окунешься в краску и снова вылезешь наружу. Если ты выйдешь отсюда в белой шубке, тебя сразу же кто-нибудь сцапает.

— Нет, никогда! — в ужасе воскликнула я. — Из белой стать черной!

— Другого выхода у тебя нет, малышка, — убеждала меня крыса. — Это вовсе не так трудно, как кажется. Забирайся сюда и не бойся. Ну смелее, смелее.

Я больше не раздумывала, собралась с духом и залезла на край чапа. Было темно. Внизу подо мной блестела и переливалась краска.

— Ты должна нырнуть с головой, — продолжала старая крыса, — чтобы на шубке не осталось ни одного светлого пятнышка.

Очертя голову я прыгнула вниз. Краска была холодная и противная. Мне показалось, что я никогда не выплыву на поверхность. Я едва не утонула, но все-таки нашла веревку и, с трудом хватая ртом воздух, выбралась из котла.

— Вот и хорошо, — обрадовалась старая крыса. — Теперь побегай по сараю, чтобы согреться, а потом укройся соломкой и спи до утра. Когда рассветет, сама увидишь, как ты изменилась.

Ночью мне снилось, что я в нарядной черной шубке гуляю бок о бок с моим будущим мужем, а все смотрят на нас и говорят: «Какая красивая пара!» Когда занялся день, я сразу же вскочила, чтобы осмотреть себя.

Нарядной черной шубки не было и в помине! Я вся была ярко-голубая! Старая крыса перепутала котлы с краской!

Ни на кого и никогда я так не злилась, как на старую крысу.

— Ты только посмотри, что ты со мной сделала! — кричала я. — Где же твой хваленый черный цвет? Как, по-твоему, я теперь выгляжу?

Я плакала от обиды, а крыса только цокала языком и растерянно бормотала:

— Ничегошеньки не понимаю! В среднем чане всегда была черная краска. Голубая краска всегда была в левом чане. То ли красильщики поменяли котлы, то ли я из ума выжила…

— Да, да! — закричала я вне себя от злости. — Ты выжила из ума!

И я, вся в слезах и в голубой краске, покинула красильню, чтобы больше никогда туда не возвращаться.

Если и раньше моя шубка выдавала меня, то теперь дело обстояло во сто раз хуже. И на черной земле, и на белом снегу, и в зеленой траве моя ярко-голубая шерстка была видна издали. Не успела я переступить порог красильни, как на меня прыгнула кошка. Мне чудом удалось увернуться от острых когтей. Я выбежала на улицу, но там играла стайка мальчишек. Они увидели меня и закричали:

— Мышь! Голубая мышь! Сейчас мы ее поймаем!

Мальчишки гурьбой помчались за мною. Я бежала по краю сточной канавы, спрятаться мне было негде. На углу улицы две собаки грызлись из-за кости. Как только они увидели меня, тут же *забыли старые ссоры и тоже помчались за мной. Вскоре за мной уже бежало полгорода. Я попала в ужасное положение, и пока не стемнело, меня не оставляли в покое.

Я валилась с ног от усталости. Несчастная, я брела по ночному городу, и вот под фонарем я встретила моего возлюбленного. Вы не поверите, он даже не захотел со мной говорить, а только состроил презрительную гримасу и прошел мимо, словно мы и знакомы не были.

— Ах ты, неблагодарный! — крикнула я ему. — Да ведь это ради тебя я пошла на унижения!

— Вот так так! — ухмыльнулся он. — Неужели ты думаешь, что такой кавалер, как я, согласится показаться в обществе с крашеной голубой мышью? Я из приличной семьи!

Я попыталась найти место для ночлега, но другие мыши смеялись надо мной и гнали прочь. Я побежала к реке и попыталась отмыть краску. Теперь я мечтала о своей белой шубке. Но вода не помогла. Я терла что есть силы шерстку песком и глиной, однако все было напрасно. Голубая краска въелась в меня навсегда.

Дрожа от холода, в отчаянии я сидела на берегу реки. Небо на востоке светлело, и я поняла, что скоро наступит утро и снова весь город начнет охотиться на меня.

И тогда я решилась на то, на что никогда бы не решились никакая живущая на свободе мышь. Я задумала вернуться в мою тюрьму, в мою клетку. По крайней мере, толстощекий сын мельника не обижал меня, кормил и заботился обо мне. Я вернусь к нему и буду снова жить в неволе. К чему мне свобода, если друзья отвернулись от меня, если мышонок, которого я любила, смеется надо мной? Не лучше ли добровольно уйти от мирской суеты и провести остаток дней в клетке? Может быть, тогда мой возлюбленный пожалеет меня, но будет уже поздно!