Ванда Мараховска - Сказки далеких островов и стран

Что-то в воде плеснуло, блеснуло на солнце, и вот уже выплывает золотая рыбка, рот свой открывает, глазком своим смотрит не моргая. А ведьма-сестра тут ее и цап! — схватила рукой, убила, а потом домой отнесла. Съели сестры рыбку золотую, а косточки ее под забором закопали. Сестре Ситти ничего не сказали, ждут, что она будет делать.

На другой день вечером снова пошла Ситти к гроту Тайлиндо-Линдо. Сыплет рис из мисочки, рис белоснежный, да напевает песенку:

Спела Ситти свою песенку один раз, второй, третий, а рыбки Дюлюнг-Дюлюнг и следа не видать, не приплывает она на звуки этой песенки. «Наверное погибла она в море или далеко заплыла и больше сюда не вернется», — подумала Ситти и горько заплакала, жалуясь на свою судьбу:

Вернулась домой Ситти заплаканная, грустная. В хижину не вошла, там сестры ей даже поплакать над золотой рыбкой не дали бы. Села у забора и оперлась о ствол фигового дерева, посаженного еще ее прадедом. Вдруг слышит Ситти какой-то шум, какой-то шелест; ветви деревьев начали гнуться, листья — дрожать. А ведь в воздухе ни ветерка…

Месяц светит, ночь стоит жаркая и душная — как обычно.

— Дерево, дерево, старенькое мое, зелененькое мое, что сталось с тобой, почему ты так зашумело? — спрашивает его Ситти.

Зашумело фиговое дерево, зашелестело всеми своими фиговыми листьями, закачалось.

Выкопала с плачем Ситти все косточки, отнесла их в грот Тайлиндо-Линдо, положила их на белый песочек.

Приходит на другой день, а перед ней — огромное дерево. Ствол весь серебряный, а веточки чистым золотом переливаются, листья изумрудные, цветы рубиновые, а почки на дереве — алмазные.

Ситти даже в ладошки от радости захлопала, под деревом уселась, почки алмазные срывает, цветочки рубиновые изумрудными листьями переплетает, вьет венок и такую поет песенку:

Ветерок из-за моря эту песню услыхал, проснулся, сорвал листья с дерева да ко дворцу раджи их принес, молодому сыну раджи на колени их бросил.

Юноша даже вскрикнул от удивления: никогда еще таких листочков он не видел. «Э, — думает, — а какое же это должно быть дерево, если оно такие листья рождает?»

Начал он всех расспрашивать, изумрудный лист всем показывать, но никто на свете такого дерева видеть не видел, слышать о нем не слышал.

Тогда сын раджи говорит:

— Должен я это дерево найти, хотя бы пришлось мне из-за него на другой конец света отправиться.

Собрал он свою дружину, сам на белого слона под пурпуровый паланкин уселся и — в путь.

Едет через горы, через леса, через рисовые поля и пальмовые рощи, через джунгли полные диких зверей пробирается, всю землю острова Явы вдоль и поперек исходил, но нигде дерева, что изумруды рождает, не нашел.

И вот однажды подъехал он к хижине семи сестер. Спрашивает самую старшую.

— Эй, не слышала ли ты о дереве, что рождает листья, как тот, который видишь у меня в руке?

И свой изумрудный лист ей показывает.

Взглянула ведьма на этот драгоценный камень, глазища даже у нее загорелись от жадности, руками всплеснула, языком причмокивает и головой покачивает:

— Ого, да если б я такое дерево знала, достойный господин, — пробормотала она, — возили б меня тогда в золотом паланкине на большом белом слоне, как тебя, мой царевич.

Спрашивает князь вторую сестру, третью, четвертую, пятую, — но ни одна из них даже во сне такого дерева не видела. А у шестой чуть глаза на лоб не выскочили, так она впилась в этот изумрудный лист. Но и ей пришлось ответить: нет, чудо-дерева она не видела, ничего о нем не слышала.

Подал сын раджи знак своей дружине и уже хотел было дальше двинуться. Но его слон, стоявший до сих пор спокойно, вдруг начал своим хоботом бить, а потом в сторону маленького сарайчика повернулся. Удивился князь, посмотрел в ту сторону — на пороге молодая девушка рис в ступе толчет. Сари на ней выцветшее, изорванное, руки усталые, наработавшиеся, но стан гибкий и стройный, как ствол молодой пальмы, глаза — как у горной газели, а волосы густые, как манговая роща.

— Кто ты? — спрашивает князь.

— Эх, господин достойный, ведь это глупая Ситти, наша младшая сестра, — спешат ответить ему сестры, да как закричат на нее, чтобы получше делала свое дело.

Князь гневно их остановил, показал девушке листок с дерева и спросил ее:

— Известно ли тебе дерево, что такие листья рождает?

А Ситти в ответ на это вытащила свой рубиновый венок, алмазами блещущий, изумрудными листьями переплетенный, на свои черные волосы его надела и говорит:

— О да, господин мой, посмотри же — тут еще больше таких листьев.

Князь и не знает, на кого раньше смотреть — то ли на венок, то ли на девушку, и говорит в восторге:

— О кто же ты? Еще никогда я не видел девушки красивее тебя. Даже эти алмазы и изумруды гаснут при блеске твоих глаз. Если ты согласишься стать моей супругой, сделаешь меня самым счастливым человеком на свете.

Как услышали эти слова сестры-ведьмы, испустили они пронзительный крик от зависти, позеленели, как трава, и в море упали. Осталась от них лишь грязная пена.

А Ситти-сиротка стала великой магарани. В чудесном дворце она поселилась со своим молодым супругом. Вместо свадебного венка — волшебное дерево Дюлюнг-Дюлюнг она ему принесла. И с этих пор каждый день под деревом этим такую песенку поет:

На берегу моря стояла хижина, а в хижине жила со своей матерью девушка по имени Бакобака.

Бакобака любила море, а море любило Бакобаку, давало ей рыбу, крабов, устриц, так что голодать девушке не приходилось. Когда Бакобака выросла, она стала женой рыбака, и жили они по-прежнему на берегу моря. Родилась у них дочка, они назвали ее Нтомби.

Завернув дочурку в платок, Бакобака, закинув платок за спину, отправлялась к морю — сушить сети или собирать после отлива крабов, или помогать мужу ловить рыбу.