Владимир Рутковский - Бухтик из тихой заводи

— Телефон? — переспросил Барбула. — А почему он замолчал?

— Потому что ты во всём виноват!

— Я? — изумился Барбула. — Да успокойся ты, говори толком…

Он очень не любил, когда на него кричали. Плохо приходилось тому, кто повышал на него голос. Одной только Омаше это проходило безнаказанно, перед ней все в заводи отступали. К тому же она была его дочерью. А с детьми всегда нужно говорить спокойно и ласково.

— Конечно, ты! — продолжала кричать Омаша. — Кто позволяет им делать всё, что угодно? «Купайтесь, мальчики, где вам только вздумается! Ломайте, детки, всё, что вам под руку попадёт!»

— О каких детях ты говоришь?

— Как о каких? О тех, которые приехали лечиться.

— Но я их даже не видел как следует…

— Ах, не видел! Тогда хоть послушай, что они вытворяют. И где — в моём подводном огороде! Сначала с твоей ивы прыгали, а потом в огород ворвались…

— С ивы? — ужаснулся Барбула и подпрыгнул на месте.

С этой ивой была связана вся его жизнь. Так уж повелось у водяных жителей: они выбирали себе дерево и росли вместе с ним. И если ива упадёт — Барбула тотчас распрощается с жизнью. Ива Барбулы была старой, корни её наполовину подмыты водой — вот-вот свалится в реку... А ещё эти дети залезли на неё!

Вскоре они нашли Бухтика. О нападении на огород он уже знал.

— А где Чара? — встревоженно спросил он. — С ней ничего не случилось?

Чара была его любимой сестрой. С ней и поговорить можно было, и посоветоваться. Не то что старшая сестра!

— Что с ней может случиться? — раздражённо ответила Омаша. — Она же чуть свет отправляется к своим родникам. Какие-то ручьи для неё важнее огорода и моего телефона!

— Почему твоего? — возразил Бухтик. — Ведь изобрёл его я!

— А кто им пользуется — ты или я?

— Ты, — признал Бухтик. — Только тебя и слышно.

— Вот видишь! Значит, он мой собственный!

И, не желая больше разговаривать с братом, Омаша вырвалась вперёд.

Добравшись до пригорка, на котором стоял домик его дочерей, Барбула остановился и с облегчением вздохнул: его ива всё ещё держалась за землю корнями!

Зато над огородом, похоже, пронеслась буря. Гирлянды водорослей жалкими клочьями валялись перед жилищем, во дворе, на крыше... Вокруг испуганно суетилась стража — увёртливые хвостовёрты с крепкими челюстями.

Длинные толстые стебли, служившие телефонными проводами, тоже были разорваны.

— Бедное моё изобретение... — жалобно пробормотал Бухтик.

Немного поодаль слышалась возня и частые шлепки по воде — это Витя и Серёжа всё ещё воевали с водорослями.

Хозяин заводи подозвал к себе Кусика, самого крупного из хвостовёртов, и спросил:

— Куда же смотрела твоя стража?

Кусик смущённо вильнул хвостом: стража смотрела, где бы лучше спрятаться.

— А что нам оставалось делать? — сказал Кусик. — Они же во-он какие огромные!

— Так вот, даю вам последнюю возможность исправиться, — строго проговорил Барбула и, показав в сторону купающихся детей, добавил: — Нужно их хорошо наказать!

— Будет наказано! — с готовностью ответил Кусик. Но исполнять приказание не спешил. — А они сдачи не дадут?

— Ты как думаешь? — спросил хозяин заводи у сына.

— Наверное, не дадут, — подумав, ответил Бухтик. — Они вас попросту не заметят.

— Тогда другое дело, — оживился Кусик. — Стража, за мной! — крикнул он и, воинственно взмахнув хвостом, первый бросился к нарушителям...

— К вам? — испуганно переспросила Оля. — За что вас кусать? Вы же не знали, что там столько жителей!

Наконец ребята добрались до кувшинок и остановились передохнуть перед обратной дорогой.

— И откуда здесь столько водорослей? — удивлялся Витя. — Если бы не они, я бы показал тебе, Серый, что такое баттерфляй... Ой!

— Что с тобой? — спросил Серёжа.

— Что-то за ногу укусило... Ой!

— Но что здесь может укусить? — удивился Серёжа. — Здесь же нет ничего. — И вдруг почти до половины выскочил из воды: — Ох!

— Ой! — поддержал его Витя. — Плывём к берегу!

И он заработал руками так быстро, что со стороны могло показаться, будто над водой летит вертолёт.

— Теперь меня в эту заводь и калачом не заманишь, — сказал он на берегу.

— Слушай, Вить, — сказал Серёжа, — я знаю много стилей плавания, но такого ещё не видел. Как он называется?

— Как называется? — переспросил Витя и почесал укушенное место. — Это совершенно новый стиль. И называется он спасительным.

— Очень быстрый стиль, — сказал Серёжа.

— Слабо кусали, надо было сильней, — заявила Омаша возвращающимся хвостовёртам. — Ну ничего, это ещё не всё… — Потом она повернулась к Бухтику и спросила: — Можешь починить свой телефон?

— Он не мой, — возразил Бухтик. — Он твой. Мы же недавно говорили об этом.

— Вот как… — Омаша на мгновение задумалась. — А кто его выдумал — я или ты? — спросила она.

— Ну, я, — признал Бухтик.

— Вот видишь? Значит, ты его и чинить должен.

Бухтик вздохнул и нехотя начал связывать обрывки толстых водорослей.

На следующее утро Барбула с сыном приводили в порядок огород Омаши и Чары. Об этом их попросила Омаша. Самой же Омаши с ними не было: она чуть свет уплыла по своим делам к Зубатке.

Не было и Чары. Она не могла оставить без присмотра родники, которыми питалась река.

— Работаем всё да работаем, — недовольно ворчал Бухтик. — Моё оно, что ли? А тот, кому нужно работать, по гостям плавает.

— Перестань, Бухтик, — сказал Барбула. — Она твоя сестра. А просьбу сестры надо выполнять.

— Я и выполняю…

Бухтик разогнулся и покачал головой: работы ещё предстояло очень много. Случайно взглянув на берег, он увидел Витю Капустина, приближающегося к заводи.

— Смотри, отец, к нам снова гости!

Барбула недовольно нахмурил брови.

— Опять что-нибудь натворит… Мало ему других мест.

Хозяин заводи подозвал к себе Кусикову стражу, поплыл к берегу и затаился под оголённым корнем старой ивы: он решил сразу же, как только Витя бросится в воду, выпустить в атаку храбрецов хвостовёртов.

Бухтик присел рядом с отцом.

Но Витя Капустин и не думал лезть в заводь. Он пришёл репетировать. С собой Витя принёс книжку и кусок старой верёвки, которую выпросил у дяди Кости, слесаря санатория.

Он размотал верёвку, присел на траву и, заглядывая в книжку, забормотал про себя:

— Кручу я, значит, верёвку, а Бес вылезает и спрашивает… Я ему отвечаю… потом снова… и ещё… Так, понятно. — И он поднялся: — А теперь — громко и с выражением!

Словно плетью, хлестнул Капустин концом верёвки по воде и суровым голосом начал:

Да вот верёвкой хочу море морщить, да вас, проклятое племя, корчить…

Ни жив ни мертв затаился Барбула в своём укрытии. Верёвка зловеще описывала круги по воде, почти касаясь головы хозяина заводи.