Антология - Новые сказки. Том 1

– Нехорошо, мальчик, воровать, нехорошо.

Мальчишка от страха под прилавок спрятался, покраснел, как свёкла. Вот уж Ёжка хохотала, чуть очередь не пропустила.

Продавщица, правда, трошки заартачилась, мол, откуда у ребёнка такие деньги. Пришлось Ёжке врать, что деньги она на завтраках экономила целый год на подарок любимой бабушке. Стыдно было Ёжке за враньё. «Хорошо хоть – на благое дело», – успокаивала себя Лёля.

Вот и наступил день Зосиных именин. Гости с утра понаехали, кого только не было: и Кощей явился, и Змей Горыныч, и вся возможная нечисть. Водяной с Лешим тоже притопали, только их сначала мыться отправили. От одного дюже рыбой несло, от другого плесенью воняло. А последним Чудо-Юдище с Азова прибыло, знать, дошла Ёжкина телеграмма.

Гуляли три дня, всё ели да вспоминали былое. Скучно стало Лёле, взяла она кота под мышку и пошла на порожек, звёздами любоваться.

– Эх, Буська, Буська, скукотища-то какая с ними. Одно про старое говорют. Как будто не видят, что жисть-то вперёд идёт.

На третий день насилу гостей выпроводили. А совсем раненько Лёля встала и подарок свой на стол выставила, встанут сёстры – и ахнут. А сама улеглась обратно, одеяльцем прикрылась, вроде спит она.

Первая встала Зося.

– Моть, а Моть, глянь, шо Лёлька-то припёрла – телявизор!

– Не телявизор, а телевизор, – не выдержав, поправила Лёля.

– Ах, недоросль ты эдакая, а туда же, старших поучать, – возмутилась Мотя.

– Ах, Лёлька, Лёлька, да в кого ж ты така непутёва, – запричитала Зося, – говорено ж тебе, от энтой техники один вред.

Заплакала от обиды Лёля, так ей хотелось подарок сделать удивительный, а не вышло. Никто не рад ему. Сёстры переглянулись и примолкли.

– Слышь, Мотя, а што, он вроде и ничего, можно с него полку для снадобья смастерить.

– Почему полку, почему полку, – зарыдала в полный голос Лёля, – по нему кина смотреть надо.

– Дак штоб он казал, ляктричество надо, бестолочь ты эдакая.

– Не ляктричество, а электричество, – поправила Лёля, осмелев, вроде расправа миновала. – Дак я ветряну мельницу за избушкой смастерила.

– А как ветра не будя? – в один голос спросили сёстры.

– А с белками договорюсь, пусть в колесе побегают, одно по деревьям скачут, а я им орехов за то, а от их беготни электричество полно.

– Ох, Лёлька, бедовая ты, – вздохнули сёстры, – ладно, давай мастырь свой телевизор.

Лёля, засияв от счастья, помчалась налаживать электричество, благо на дворе ветер

был. Под антенну старую сковороду приспособила, получилось не хуже городских. И заработал у них телевизор. Бабы Ёжки поворчали, поворчали да и примолкли. Уж больно им сериалы приглянулись, Буська с Фомкой на зооканале зависали, а избушка на музыкальных передачах покудахтывать взялась.

– Эх, большая сила – эта цивилизация! – прошептала Лёля, засыпая, и улыбнулась.

Дело было вечером, делать было нечего. Сёстры-Ёжки в телевизор уткнулись, – как к хорошему быстро привыкают! Одна Лёлька неприкаянная бродила. Так что-то ей тоскливо стало, решила она прогуляться. Задумано – сделано. Лишь дверь скрипнула, и след её простыл. У перехода дорожного крутанулась, превратилась в маленькую девочку и отправилась в город. Хорошо, что лето на дворе, стемнеет ещё не скоро, полюбовалась на фонтаны, в парке музыку послушала, на людей поглазела, мороженого поела и не заметила, как оказалась на окраине города, где высотки сменились частными домами. Людей стало меньше, да огней поменьше, зато цветами запахло. Такой аромат стоял дивный. И тут среди такой красотищи – горький-горький детский плач. На лавочке у забора старого деревянного дома сидела девочка лет девяти и горько рыдала.

– Ты чего, деточка, плачешь? – присев рядом, поинтересовалась Лёля.

Захлёбываясь слезами, девочка рассказала, что зовут её Таня, что родители собираются

разводиться. Папа ругает маму за неумение готовить, а мама папу за нежелание ремонтировать дом, который, как назло, всё валится да валится. И что любит она обоих и жить без них не может.

– Тю, таку беду мы враз исправим, – вытирая Танюшке слёзы, пообещала Ёжка.

– Лёль, а почему ты так говоришь странно? – поинтересовалась Таня, немного успокоившись.

– Дак я… это… изучаю народные просторечья. Вот и тренируюсь, – выкрутилась она. – Щас речь не обо мне. Ты сиди тута и жди меня, а я мигом.

И понеслась Ёжка домой, да так, что и про ступу забыла, та за ней всю дорогу бежала. Дверью так хлопнула, что не только телевизор, но и сёстры-Ёжки подпрыгнули. И сразу в сундук, и давай там шурудить.

– Лёльк, а Лёльк, ты шо там шукаешь? – поинтересовались Ёжки.

– Где-то у нас была кастрюлька-чудоварка.

– Чудоварка? Дак я, кажись, её старыму хрычу Кощею подарила, а то он такой худосочный, страшно на него смотреть, – сообщила Мотя.

Лёля чуть не заплакала.

– Не, Моть, то ты так хотела, а як вы с ним пособачились, так ты и запамятовала отдать. Кажись, я её в гараже видала.

Сестёр аж ветром обдало, так Лёлька в гараж рванула. Ага, вот она, дорогая, теперь можно и в путь. И 15 минут не прошло, как она была возле Тани. Схватила девочку за руку и потянула в дом.

– Мама, мамочка, это Лёля! – представила Танюшка Ёжку красивой молодой женщине, которая сидела за столом и плакала над сковородой со слипшимися макаронами.

– Таня, доченька, опять они слиплись, я всё правильно сделала, а они слиплись, – теперь они зарыдали в два голоса.

– Да шо такое, кака-то семья русалок, – запричитала Лёлька, – усё солёной водой залили… Цыть! – слёзы вытерли, сопли подобрали.

А сама кастрюльку на плитку, водицы налила.

– Кладём продукты по рецепту, а сварит она сама, да так, шо пальчики оближешь, – проинструктировала Ёжка. – Это ж чудоварка!

Женщина отнеслась с недоверием к такому вердикту.

– Мамочка, ну поверь ей, я очень прошу тебя. Лёля – она такая, такая необыкновенная, – стала упрашивать маму девочка. И пока шёпотом спорили, Лёлька заглянула за печку в другой комнате.

– Домовой, слышь, домовой – выходь!

В ответ тишина.

– Слышь, старый сморчок, не выйдешь – я щас кочергой пошуружу. Выходь лучше.

Вздыхая и кряхтя, из-за печи появился маленький лохматый мужичок, весь облепленный паутиной.

– Ну шо орёшь-то, ишь, кочергой сразу, ну придремал трошки, так сразу драться.

– Как величать-то?

– Как, как, как всех домовых. Кузька я, – почесав лохматую голову, ответил тот.

– Слышь, Кузьма, ты пошто такой бардак развёл, за домом не смотришь, ирод ты эдакий. Срамота одна, куды ни глянь – там досточка отвалилась, там гвоздь торчит, – начала чихвостить его Лёля.

– А шо я, а шо я, – огрызался Кузька. – На то хозяева есть.

– Не шо, а то – позоришь весь наш род нечисти – хозяева ему виноваты, а ты на шо? Тьфу, и сам паутиной весь оброс, – в сердцах плюнула Ёжка.