Максимилиан Дюбуа - Восточное путешествие

Мюнире не могла не видеть, что ее не слушают, но допела свою песню до конца.

— Ты прекрасно пела, дорогая, — сказал султан, когда старшая жена закончила выступление.

Губы Мюнире вытянулись в злобную тонкую ниточку: коварная мышка понимала, что первый раунд она проиграла. Но она была явно не из тех, кто сдает свои позиции без борьбы.

На следующий день султан пригласил двух дам на экскурсию по городу. Столица султаната по праву считалась одним из самых красивых городов мышиного мира, и султану не терпелось показать своей избраннице, какую жемчужину он готов положить к ее ногам. И граф, и Марсель с радостью приняли приглашение. Далеко не каждому жителю мышиного королевства представлялась возможность собственными глазами увидеть то, что осталось от стен древнего города, возведенных еще в четвертом веке до начала Новой мышиной эры римским императором Пармезаном Великим, побродить по узким улочкам, которые были свидетелями многочисленных сражений за обладание восточной столицей и где безмолвными душными ночами до сих пор можно услышать звук шагов какого-нибудь римского легионера, затерявшегося между прошлым и будущим. И, конечно же, нельзя не посетить один из шедевров средневековой архитектуры — собор Мудрой Магдалены, с которым связана одна из самых таинственных оптических иллюзий, подробно описанная в хрониках 15 столетия: как-то в конце весны жители Пармезанополя стали свидетелями продолжительного лунного затмения, после которого над городом поднялся густой туман. Когда туман рассеялся, их ожидало очередное потрясение — они увидели, что собор Мудрой Магдалены объят пламенем. Подобно огромному огненному шару, оно вздымалось над куполом собора, в то время как близлежащие улицы оставались погруженными во мрак. Позже оказалось, что никакого пожара не было: жители столицы стали жертвами массовой галлюцинации, причина которой не ясна до сих пор.

Воспользовавшись отсутствием султана, Мюнире созвала военный совет. Нужно было выработать план действий, который в конечном счете должен был привести к низложению соперницы. Будь на то ее, Мюнире, воля, она бы стерла эту северную уродину с лица земли. И как только султан мог польститься на такую образину? Вот уж действительно ни кожи, ни рожи! А лапищи? Таких нет даже у бегемота. Ходит по дворцу — земля дрожит. А грудь? Не грудь, а великая равнина. Вот какой должна быть грудь!

Выпятив грудную клетку, Мюнире оглядела себя в зеркале. Перевела взгляд на свою все еще тонкую талию, крутые бедра. Нет, если кто-то и решил, что ее пора списывать в тираж, то его ждет горькое разочарование, потому что она в отставку не собирается. И потому, что в отличие от этих дурочек, Михрибан и Мефтун, она готова на все ради того, чтобы вернуть расположение своего господина. Даже на убийство.

Мюнире вздрогнула. Убийство! Придет же такое в голову! Хотя… Это было бы кардинальным решением проблемы. Кардинальней не бывает. Но ни Михрибан, ни Мефтун никогда не пойдут на крайние меры. Михрибан, кажется, вполне довольна своим существованием. Кроме вкусной еды и нарядов, ее ничего не интересует. А Мефтун, та вообще еще ребенок. Поэтому не стоит раскрывать перед ними все карты. Но выслушать этих глупышек не помешает. Случается, что от дураков услышишь такое, до чего умной мыши вовек не додуматься.

Утомленный продолжительной прогулкой, Марсель рано отправился спать. Но сон не шел. В кровати, занавешенной пологом, было душно. К тому же спать приходилось одетым — никогда не знаешь, кому и когда вздумается навестить возлюбленную султана, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Двери во дворце не запирались.

Промучившись с полчаса, Марсель поднялся и вышел на террасу. Но и здесь он не нашел желанной прохлады. Вдруг ему показалось, что кто-то плачет. Марсель подошел к краю террасы и прислушался. Всхлипывающие звуки доносились откуда-то снизу. Плакала мышка, да так горько, что у Марселя защемило сердце. Женские слезы никогда не оставляли его равнодушным, а теперь, когда, в силу известных обстоятельств, он стал принадлежать к этой лучшей половине мышиного мира, столь же прекрасной, сколь и беззащитной, он стал и вовсе сверхчувствительным.

Между тем плач не прекращался. Марсель вышел в коридор. По широкой мраморной лестнице он спустился на один этаж и постучал в комнату, которая находилась прямо под его гостиной. На стук никто не ответил. Поколебавшись, он толкнул дверь и вошел.

На террасе спиной к нему стояла маленькая мышка. Если она и слышала его шаги, то не обернулась. Плечи мышки тихонько подрагивали.

— Это ты, Мефтун? — спросил Марсель, приблизившись к юной султанше. — Что случилось? Почему ты плачешь?

— Я… я не плачу, — ответила юная султанша.

— Тогда я, должно быть, ошиблась дверью. Это, наверное, плачет Мюнире.

Очевидно Марсель, сам того не понимая, сказал что-то очень смешное, потому что мышка вдруг улыбнулась сквозь слезы.

— Не знаю, чему ты улыбаешься, но я рада, что развеселила тебя, — сказал Марсель, разглядывая собеседницу. Только сейчас он заметил, какая она хорошенькая. Ее не портил даже распухший от слез носик.

— И все же, почему ты плакала? — спросил он. — Тебя кто-то обидел?

Мефтун покачала головой.

— Если тебя кто-то обидел, это должен быть настоящий изверг.

— Почему?

— Потому что только настоящий изверг мог обидеть такую милую крошку.

Мефтун опять улыбнулась.

— Нет, меня никто не обижал. Просто… просто я вдруг захотела домой, к маме.

— Тебе здесь плохо?

Мефтун молча потупила взор.

— Мой господин больше не любит меня, — прошептала она.

— Ну что ты, конечно же он тебя любит.

Марсель ласково провел ладонью между очаровательными ушками юной султанши.

Глаза Мефтун опять наполнились слезами.

— Нет, теперь он любит тебя.

— Ну, это ненадолго. Скоро он опять вернется к тебе, — сказал Марсель и тут же пожалел о своих словах. К счастью, наивная Мефтун услышала в них лишь то, что хотела услышать.

— Ты так думаешь?

— Я абсолютно в этом уверена. Я уже давно убедилась, что на свете нет ничего менее постоянного, чем любовь мужчины, хотя эти себялюбивые, эгоистичные создания уверяют, что все обстоит как раз наоборот, — ответил Марсель, мучительно стараясь припомнить, какие еще эпитеты бросали ему в лицо отвергнутые им мышки.

— Но ты не отказала нашему господину. Ты ведь согласилась стать его женой.

— Лишь после того, как разочаровалась в других особях мужского пола. Мое израненное сердце захотело покоя, и я подумала, что смогу найти его в браке.

— Теперь я понимаю, почему наш господин полюбил тебя.

— Ты понимаешь? — удивился Марсель.

— Да. Ты такая… такая необыкновенная. И такая красивая.