Юрий Лигун - Сказки для бабушек (книжка с привкусом оливье)

И главное, никто теперь Поминая вором в лицо не называет, потому как которые могут подойти к лицу на расстояние крика, сами потихоньку приворовывают.

Один майор милиции подполковник Кулаков называет. Но он теперича от мил-человека так далеко, что тот его в упор не слышит.

Вот так и жил Поминай. Деньги в мешки засовывал, мешки в землю закапывал, а сверху нефтяные вышки ставил, чтобы никто не догадался и взаймы не попросил. Только никто и не просил, потому как у Поминая попросишь денег, а получишь дулю. Или пулю – это уж как повезёт.

Вот так он и жил – не тужил, пока один раз не помер. А зачем жил и зачем помер, так и не понял.

И, главное, спросить не у кого…

Жили-были семь братьев. Или восемь? Или восемь с половиной? Хотя вряд ли, потому что «Восемь с половиной» – это фильм, причём не про братьев, а про одного режиссёра, у которого даже двоюродной сестры не было и мысли, как назло, кончились…

Короче, «Восемь с половиной» – это был фильм. А эти были братья!

Но самое обидное, что все братья были сильно умными, а три брата всё равно были дураками. Только обидно не поэтому, а потому, что из безнадёжных дураков выросли пахарь, пекарь и солдат, а из подающих надежды сильно умных выросли телепузики. И это было так же обидно, как заработать миллион, а в магазине по продаже джипов обнаружить, что в этом миллионе всего три рубля настоящие, а остальные 999 997 рублей – фальшивые…

Только причём здесь миллион, когда тут получилось в сто раз хуже. А если говорить конкретно, то из сильно умных выросли бренд-менеджеры, девелоперы, джобберы, дистрибьюторы, копирайтеры, логистики, мерчандайзеры, промоутеры, рецепшонисты, риэлторы, сейлзмены, супервайзеры, трейдеры, а из оставшихся не при деле – какие-то непонятные дулькамейкеры.

Но это только трём дуракам было непонятно, а сильно умным было наоборот – всё ясно. Потому что ловкий дулькамейкер на своих дульках не прогорит!

И когда всё стало ясней понятного – на тебе! По-ихнему – дефолт, а по-нашему – полундра! А совсем по-простому – потоп! пожар! и даже война миров!

Хотя война миров – это полнейшая чепуха, потому что если они миры, то на фига им воевать?

Короче, не успели вода, огонь и медные пули до подмышек достать, как сильно умные с криками «мама!» за границу рванули. А чего не рвануть, если от воды копирайтерство подмокло, трейдерство в огне сгорело, а дулькамейкерство в окопах потеряло всякое значение, потому что сколько противнику дули не крути, он пятками не засверкает.

И остались в стране только пахарь, пекарь и солдат. Но не потому остались, что пахари, пекари и солдаты загранице не нужны. Ещё как нужны! А остались они, потому что не любили километровые магазины, микроволновые бутерброды и попсовую музыку, которой нужны не уши, а попа, чтобы вихлять ею в разные стороны.

Но на самом деле пахарь, пекарь и солдат остались даже не из-за этого, а из-за другого. Они остались, потому что любили свою странную страну, где ещё шастали белки, долбились дятлы, а земля кололась ёжиками.

Хотя слово «любили» они тоже не любили. И вместо того, чтобы громко любить с экрана телевизора, пахарь, пекарь и солдат спасли свою страну от пожара, потопа и войны!

Хотя странно: ведь дураков-то было – тьфу и обчёлся, а сильно умных – цельный миллион без трёшки!

Но по правде, чего тут странного? Ведь три дурака были народ, а сильно умные были население.

А народ похож на население, как солнце на карманный фонарик…

Один мальчик был очень нервным. Таким нервным, что постоянно ударял одну девочку.

Первый раз он ударил её сухой лапкой от кузнечика.

Второй раз – буквой «А» из разрезного букваря.

В третий раз – запиской в школьной раздевалке.

В четвёртый раз – цветами после выпускного.

В пятый раз – стаканом полусухого вина в ресторане «Поплавок».

В шестой раз – срочной командировкой на четыре года.

В седьмой раз – почтовым переводом на ранец для сына.

В восьмой раз – красивой открыткой на рождение внучки.

В девятый раз – звонком из сердечного отделения городской больницы.

В десятый раз – телеграммой о своей смерти…

Короче, бил мальчик девочку, как хотел.

А она ничего не хотела.

Она просто мечтала, что он когда-то возьмёт её в жёны.

Великаны бывают разные. Встречаются и большие. Хотя отличить больших от разных непросто. Потому что среди больших тоже разные попадаются – например, маленькие. Но хотя они и маленькие, а тоже великаны. Вот и попробуй, отличи…

Но отличить всё-таки можно. Потому что большой великан любого размера никогда не полезет на дерево, даже если там застрял футбольный мяч. И ничейную кошку домой под свитером не притарабанит, хотя она смотрит в глаза и жалобно мяукает. И в лужу в новом пиджаке не вступит.

Хотя с другой стороны всё это правильно. А с третьей и подавно! Ведь с дерева можно свалиться себе на голову. А кошка может заразить кошачьим кашлем. А лужа может оказаться глубже ботинок.

Но оно хоть и правильно, а скучно. Только большие великаны думают наоборот. Они думают: если скучно, значит, правильно! А ещё они говорят, что смех без причины – признак дурачины. Хотя смеха без причины не бывает, потому что причина смеха – хорошее настроение!

Конечно, плохо смеяться над другими, особенно когда другие случайно наступили на развязанный шнурок или выпали из окна на клумбу с гвоздиками, особенно если ударение в гвоздиках поставить на первом слоге.

Да, над другими смеяться плохо, но в том-то и дело, что большие великаны и над собой никогда не смеются. И в этом их главное отличие!

Чтобы даже случайно не засмеяться, большие великаны держат лица насупленными, вроде этими лицами они только что съели тарелку супа. Но скорее всего большие великаны супятся из-за своих великанских мыслей. Вернее, из-за одной: «А не завёлся ли в соседнем доме великан великанистее меня?». Эта мысль не даёт хоть чуть-чуть склонить голову, чтобы не оказаться ниже, из-за чего большие великаны всё время набивают шишки о дверные косяки. А когда голова в шишках, сильно не посмеёшься.