Д. Мицкис - Бердолька Чарли и Гертруды Богранд

– У вас такой необычный акцент! Вы знаете, мистер Гробб, Гертруда о вас пока ничего не вспомнила. И о монастыре. Зато уже делает успехи, – сказала бабушка Матильда, когда мистер Гробб откупоривал вторую бутылку вина «Вдова Клико».

– Не сомневаюсь, – отрезал мистер Гробб.

Вечер продолжался кисло. От натянутости разговора было скучно даже Тутси Фридерман. Разговаривала больше бабушка Матильда. Она строила догадки и задавала вопросы, на которые мистер Гробб отвечал только «Да» и «Нет».

Гертруда всегда считала, что мистер Гробб – ужасный человек. Теперь она была уверена: в этом убедится и бабушка Матильда.

Время от времени мистер Гробб бросал злобный взгляд на Чарли, а тот елозил на стуле от волнения.

Захмелев, Тутси Фридерман попрощалась (сказала, что «с мистером Робертом Готли устроит всё сама»). Несмотря на рекомендации не выходить из дома, она всё-таки ушла:

– Мистер Гробб. – Тутси Фридерман остановилась в прихожей. – Вы очень интересный собеседник!

Гертруда впервые за вечер улыбнулась, услышав в голосе Тутси Фридерман нескрываемые нотки сарказма.

Эдвард уже не присылал «молнии». Видимо, Кристофер предупредил его, что не сможет вырваться. Сама же Гертруда посчитала бессмысленным так поздно отправляться на празднование. Пожелав спокойной ночи бабушке Матильде и мистеру Гроббу, она поднялась в свою комнату.

– Родная! – Бабушка Матильда остановила Гертруду, когда та была уже на втором этаже. – Постели, пожалуйста, Чарли у себя в комнате. Мистер Гробб останется у нас на ночь.

Чарли помогал сестре. Но продолжал молчать.

Гертруда не хотела спускаться за мистером Гроббом, не хотела видеть его кривую физиономию. Она подошла к лестнице и только хотела его позвать, как вдруг услышала: Гробб спрашивает у бабушки Матильды о Мистере С.

– Можете не беспокоиться, мистер Гробб. Вы провели большую работу: и воспитали чудесных детей, и подтолкнули их. Хотя не могу приветствовать ваши методы. Но именно теперь всё пошло своим чередом. Я стараюсь ни о чём не думать. Не вмешиваюсь, как и обещала, хоть это и очень тяжело. А то, о чём говорил Мистер С., он подтвердил: это до сих пор хранится в надёжном месте – «Salle impénétrable». Тот самый Непроницаемый Зал в Монастыре Святой Марии. И решение правильное, как мне кажется. Ведь из самого монастыря попасть в зал по-прежнему нельзя. Разумно! Учитывая, сколько веков многие пытались этот зал обнаружить.

– Чарли и Гертруда готовы к Берд…

– Уверяю вас, мистер Гробб. У Чарли и Гертруды пока нет незавершённых дел в монастыре: они ведь не вспомнили. Но очень стараются. Можете быть спокойны. Вам лучше сейчас начать новую жизнь здесь. Так сделала я. У вас осталось время?

Под ногами Гертруды скрипнула половица. Пришлось крикнуть, что постель для мистера Гробба готова.

Но Мистер Гробб не остался на ночь. Он уехал. Хотя мосты были разведены.

Чарли уснул быстро, а Гертруда ещё долго сидела на подоконнике своего окна. Она смотрела, как через дорогу, оглядываясь, перебегал мистер Роберт Готли – он направлялся к дому Тутси «Ласточки» Фридерман; как первые утренние экипажи развозили праздничные цветы; и как кот по имени Кот облизывался на ветке соседней яблони.

Получается, бабушка Матильда знает обо всём. Тогда не остаётся ничего, кроме как поговорить с ней. И предупредить: если мистер Гробб готов расстаться с жизнью, лишь бы заполучить то, что осталось в монастыре, – он не остановится ни перед чем.

Ноябрь встретил город дождями, грозовыми тучами и туманами, скрывающими под собой даже ночную радугу. Гертруда реже выходила на улицу. Да и то – когда бабушка Матильда заставляла подышать на крыльце свежим воздухом. Чаще она сидела с чашкой горячего чая у камина в гостиной дома номер шесть. А на кухне от дождя – и это не могло не радовать – часто прятался кот по имени Кот. Там он жевал гортензии на подоконниках (хотя Чарли оставлял для него сосиски).

В уборной на первом этаже дома номер шесть паучиха Пенелопа, наконец, стала мамой. Как и обещала бабушка Матильда, она покинула свой угол под потолком, уведя с собой всё потомство.

Лишь изредка, когда дождь на несколько часов прекращался, Гертруда гуляла вдоль берега озера. Она собирала белые и чёрные камешки в стеклянную банку, в которой раньше Чарли держал светлячков. И наблюдала, как плескался Левиафан.

Мистер Роберт Готли редко выходил на улицу – всё ждал прибытия своих дочери и внука. Как он позже признался Тутси «Ласточке» Фридерман (а та, в свою очередь, рассказала бабушке Матильде), его мучили двойственные чувства. С одной стороны, он безумно рад. И счастлив, что семья воссоединится. Но с другой стороны…

Всё чаще у Гертруды возникало странное ощущение , о котором успела предупредить миз Азария Рафаи́л: будто всё происходящее уже когда-то было. И приходили воспоминания, которые не могли ей принадлежать.

Всё чаще происходили вещи, которые Гертруда не могла объяснить. Но самое худшее – то, что некому об этом рассказать. С Эдвардом и Кристофером она виделась только во время встреч по повесткам (а из-за мамы Эдварда они старались общаться поменьше), бабушку Матильду подобные темы «заводили в тупик», а Чарли всё ещё предпочитал молчать.

Чтобы забыться, каждую ночь – несмотря на погоду – Гертруда вырывалась высоко в небо, взлетая выше чёрных туч, и парила под звёздным небом до изнеможения.

Так продолжалось до середины ноября, когда Чарли и Гертруда получили очередную повестку от миз Азарии Рафаи́л:

В воскресенье состоится Вертопрах.

Парадная одежда – белый или чёрный хитон.

Место встречи: на рассвете у Александрийского маяка.

Благодаря книге «Мифы и легенды этой земли» Чарльза М. Скиннера Гертруда узнала, что Вертопрах – это официальное получение разрешения на полёты. Но зачем нужно разрешение, если летают и без него? На этот вопрос ответил Кристофер, когда в воскресенье утром все участники Сообщества «Плющ» грелись у костра в ожидании миз Азарии Рафаи́л и жарили зефир «Мальва болотная». Они сидели возле крутого обрыва. Вдалеке за горизонтом, где река брала начало, появились первые лучи солнца.

– Я тоже летаю, – признался Генри «Умник» Никльби, усаживаясь у костра. Он взял длинную палку, нанизал на неё один кусок маршмэллоу. – А как иначе? Крылья у нас – для того, чтобы летать.

– Если все будут нарушать правила, – Кристофер подул на горячий зефир, – что тогда будет?

– Папа говорит, – Мими Меенвольд поглаживала собачку в розовой сумке, – что гренадёры и эти чумные всё обо всех знают. И глаза закрывают до определённого момента. Вот если бы правило нарушили pagan, тогда – да. А так не зря ведь на символе города изображены Месяц в Солнце с закрытыми глазами.