Эльдар Ахадов - Сказки. Том 3

Главное — вовремя захотеть, вовремя всё заметить…

Из–за высокой–превысокой стены королевского замка вылетел на гороховом стручке маленький–премаленький круглый и румяный хохочущий старичок. Он так задорно хохотал, что вскоре упал со смеху прямо посреди королевского двора. И так резко он шмякнулся, что король, который тихонько из–за края занавески в окне подглядывал за всем этим, вскрикнул от неожиданности и жалобно простонал:

— Охохонюшки!

— Очень приятно!

— Что? Мне плохо, а тебе, наглый старик, приятно?! Тебе приятно, оттого что мне плохо? Стража!

— Ваше величество, мне приятно с вами познакомиться, я ведь знаю, что Охохонюшки — это ваше имя.

— А–а–а! Это другое дело! Стража, отбой! Да, я — Охохонюшки Двенадцатый! А ты кто?

— А я ваш гость, добрый волшебник Хохотунчиков, фамилия у меня такая.

— Мне нужен врач, а не непонятно кто! Не раздражай меня! Разве ты не видишь, что я ужасно болен? Значит, не видишь?! Ну, я тебе сейчас устрою! Стража!

— Я врач, настоящий, волшебный! Исполняю все желания за очень умеренную плату!

— Стража, отбой! Ты исполняешь все желания?

— Ага. Только добрые.

— Почему?

— Если я начну исполнять злые желания, то очень быстро на земле никого живого не останется.

— Ага, понимаю: ты потеряешь клиентов! Практично. Не так уж ты глуп, старичок!

— Благодарю, ваше величество. Приступим к делу? На что жалуетесь?

— На всё. Всё у меня болит и плачет: ноги, руки, голова, мизинчик даже на правой руке.

— А на левой?

— И на левой жутко болит. О–хо–хо-хо–хо… И живот болит, и грудь, каждое ухо, каждый глаз, каждая волосинка на голове, все косточки в теле, ох, как мне плохо… И родители такие же были, и дедушки с бабушками! У нас в роду все Охохонюшки такие!

— Всё, хватит ныть, а то я сейчас хохотать перестану!

— А почему ты смеёшься? Ты больной?

— Нет, это здоровый смех. За свои услуги я беру умеренную плату — улыбками. Их у меня столько скопилось — обхохочешься. Чтобы окончательно не захлебнуться смехом, приходится отхохатываться понемногу.

— А ты деньгами бери, живо смеяться перестанешь.

— Не могу. За исполнение добрых желаний можно брать только улыбки. Поскольку у тебя так много больных органов, то придётся каждому из них свое желание загадывать. А так как кроме рта никто из них улыбаться сам не умеет, то придется вам, ваше величество, расплачиваться улыбками за всех.

Полдня король старательно улыбался доброму волшебнику на гороховом стручке. Когда он, наконец, полностью расплатился, волшебник начал узнавать заветные желания всех его частей тела: и носа, и ушей, и каждого глаза, и спины, и шеи, и ног, и рук… Все их пожелания волшебник аккуратно записал в блокнотик и улетел домой тем же способом, каким появился.

Утром королю Охохонюшке стало совсем плохо. Он уже и ходить не мог, и говорил тихо, из последних сил. Прилетел дедушка–волшебник, осмотрел больного и говорит:

— Всё ясно. Недолго вам осталось, ваше величество…

— Спасибо, утешил… Стража… Кх–кх–кх…

— Болеть недолго, потому что я понял, что произошло. И знаю, как это исправить.

— Стража…отбой… Говори скорее. Помираю.

— Нос просил здоровья только за себя, уши — каждое за себя, даже каждая волосинка на голове просила хорошего только себе одной. Выходит, лично себе они много хорошего желали, а другим — ничего. Но ведь все они — части тела одного человека! И как ему может быть хорошо, если всё, из чего он состоит, только лично о себе заботится?! Только о своем здоровье! Только о своем счастье! Но как, например, ваш нос может быть счастлив, если все вокруг — щеки, глаза, шея — не–счастливы и больны? Как? Никак.

— Вы состоите из них, и вы улыбались мне вчера по–доброму целых полдня за всех их, не деля на лучшие и второстепенные. Я подскажу вам. Всё, что в вас болеет, должно очень стараться в пожеланиях здоровья всем своим соседям, и всему вашему телу в целом. Другим! А не себе! Потому что все они вместе, только все вместе — и есть король Охохонюшки Двенадцатый! Только всё должно быть искренне и по–честному!

Так и случилось. Уши попросили здоровья для шеи, носа и глаз, и для рук, и для ног, и для каждого королевского пальчика. И так остальные — тоже. И король начал оживать и здороветь, перестал охать, глаза его заблестели, руки и ноги задвигались все лучше и лучше.

Вскоре он был самым счастливым королем на свете, переменил имя и основал новую королевскую традицию: отныне каждый новый король назывался не Охохонюшки, а Тритатушкитритата Первый — Второй-Третий и так далее!

А добрый волшебник улетел по делам и больше не возвращался. У Хохотунчикова — много работы на белом свете.

Прилетели жужжалки. Начали жужжать. Поначалу так, не очень чтобы. Жу… Жу… Вяло как–то, не по–своему, не по–настоящему…

Привет, жужжалки! Почто прилетели?

Да, так, пожужжать, на мир поглядеть. Идите к нам, мы жужжалочки хорошие, мы никого не трогаем!..

И правда, никого не тронули, всё погрызли, полузгали вокруг. Им–то что: зубоньки крепенькие, без разницы — чего грызть да кого лузгать. Любое сгодится, лишь бы не трепыхалось, не ерепенилось.

Попался жужжалочкам ревун ночной. Они его грызть, а он им реветь на всю округу: труба трубой!

Жжжжж. Бу–бу–бу. Жжжжж. Бу–бу–бу. Жжжжж. Бу–бу–бу.

Всем надоели, спать невозможно. Ну, что…

Вызвали дворника. Он хоть и поворчал, что ночь кругом, но раз уж позвали, за дело крепко взялся. Как заорал громким голосом суровые слова про жужжалок и ревунов, так те живо разлетелись.

Вот он у нас какой, дворник–то! Героическая личность, можно сказать. Всем пример!

Потеряли жужжалки ревуна с перепугу. Он–то рад радешенек, что спасся. А им обидно, да делать нечего, и так эвон — сколько мусора налузгали. Прячутся от дворника, боятся, что убирать заставит. И заставил. Исхитрился.

Летели жужжалки домой восвояси. Восвояси у них хорошие, в каждом уголочке семечки кучками лежат, лузгай — сколько хочешь. Нет же, опять на чужое позарились, заприметили на дороге мешок большой. Что там? А там семечки! Чужие чьи–то, не свои. Ух, как налетели зубатенькие, только поживиться собрались, а храбрец–дворник тут как тут! Это он им нарочно подложил семечек! Всех переловил, каждой по метёлке выдал и — ну–ка, улицы подметать.

В следующий раз наука будет: на улице не сори — раз, и чужого не бери — два. Опять же: дворник — молодец!

Жила–была одна очень печальная печаль. Ходила она никому не нужная, мучилась, слёз нарыдала море–океан, подошла к морю своему и решила в него броситься. Разбежалась хорошенько, чтобы поглубже упасть, споткнулась и упала. Не в море, а там, где споткнулась.