Павел Катаев - Летающий на стрекозе

Мы с Женькой одновременно схватились за ручку двери и рванули её на себя.

— А крючок! — воскликнул у нас за спиной Чуковский.

Да, дверь была закрыта на крючок, но и крючок не смог остановить нас. Шурупчик с неприятным скрежетом вылез из дверной рамы, дверь распахнулась, и мы с Женькой, повизгивая от ужаса, выскочили из кабинета и покатились вниз по крутой лестнице.

Навстречу нам поднималась Золотая Рыбка. Она еле успела отскочить в сторону и прижаться к стене. Иначе бы ей, наверное, несдобровать!

Целую неделю Бибигон не попадался нам на глаза, и мы даже начали сомневаться, существует ли он в действительности. Но вот неожиданно мы наткнулись на него, возвращаясь с речки.

Мы шли через овсяное поле по узенькой тропиночке и вдруг увидели художника, сидящего по-турецки посредине тропинки. Перед собой он держал уже знакомую нам фанерку, которая нижним краем упиралась в его колено, верхний же он придерживал рукой.

Приколотый к фанерке лист сиял так ослепительно в лучах полуденного солнца, что на него больно было смотреть.

Художник, по-видимому, уже давно сидел под открытым небом. Руки его по локоть, до самого края засученной рубашки, а также лицо и шея от солнца сделались красными. Художник делал быстрые наброски на листе бумаги, не обращая внимания ни на жгучее солнце, ни на ручейки пота, стекающие из-под его густых и как будто бы пыльных волос.

Мы с Женькой переглянулись, потому что одновременно подумали с восхищением: «Вот это да! В такую жару рисует, вместо того чтобы лежать на солнышке, купаться в речке или просто сидеть на станции в буфете и пить холодный лимонад!» Мы бы, конечно, на его месте так и сделали.

Следующая мысль, и тоже общая, у нас с Женькой была такая: «Уж не Бибигона ли он рисует?»

Да, художник рисовал Бибигона. Взглянув через его плечо на рисунок, мы увидели множество крошечных фигурок Бибигона, расположенных так и сяк по всему листу.

Вот маленький человечек поднял левую руку над головой, а в вытянутой правой руке держит свою длинную шпагу, приготовившись сделать выпад. Вот Бибигон стоит, заложив ногу за ногу и гордо подняв курносый носик. Вот он летит на стрекозе. Вот пьёт чай из блюдца.

Художник заканчивал ещё один портрет, последний на этом листе, — места больше не оставалось.

— Что это у Бибигона в руке? — спросил я.

Но Женька вместо ответа, по своему обыкновению, толкнул меня локтем в бок, в то самое место, где у меня от этих постоянных толчков даже появился синяк.

Я посмотрел, куда показывал Женька, и увидел живого Бибигона. Он стоял в тени густых и высоких стеблей овса, как среди молодых берёзок, и нюхал синий василёк. Видно было, что Бибигону уже надоело стоять неподвижно, уткнувшись в синие лепестки полевого цветка, похожие на кружевной воротничок какого-нибудь сказочного принца. Он переминался с ноги на ногу и вдруг поднял голову.

Бибигон увидел нас. На какое-то мгновение он замер. Мы с Женькой тоже замерли.

Бибигон решительно выхватил шпагу.

Художник, не отрывая взгляда от своего листа, недовольно проговорил:

— Бибигон, не шевелись! Мне трудно ухватить твой характер… Вот я уже и ошибся! Нюхай цветок, как раньше!

— Мне неинтересно его нюхать, он не пахнет! — пронзительно крикнул Бибигон, взмахнул над головой шпагой, прыгнул в сторону и скрылся в зарослях овса.

Некоторое время мы ещё видели, как среди зелени мелькала его белая панамка, но вот и она скрылась. Всё поле звенело ровным звоном, и уже невозможно было уловить в этом шуме шуршание стеблей, торопливо раздвигаемых Бибигоном. Да и ветерок вдруг поднялся, серебряной волной прошёлся по всему полю — от края и до края. И снова затих.

— Ну вот, убежал! Что ты будешь делать… — вздохнул художник. — Никогда не встречал другого такого непоседу! — И художник громко и сладко зевнул.

А мы с Женькой помчались наугад за Бибигоном, хотя и понимали: и на этот раз нам его не поймать.

Ну вот, теперь, подойдя уже к самым главным событиям того далёкого лета, должен сказать, что мой друг Женька вдруг почему-то сильно изменился. Особенно после того, как я показал ему коробку, предназначенную для Бибигона. Ведь надо же было где-то держать Бибигона, когда мы его поймаем.

Для этой цели я приготовил коробку из-под крекера — доел оставшееся печенье, вытряс крошки, в крышке проткнул карандашом дырки, чтобы Бибигон не задохнулся. А чтобы ему было мягче спать, я положил на дно коробки вату.

Женька повертел коробку в руках.

— Для Бибигона?

— Да, а что?

Женька как-то недоверчиво открыл крышку, сунул в коробку собственный нос, словно бы желая узнать: а как, интересно, я сам себя почувствую в этой коробке, очутившись в ней вместо Бибигона?

— Не хотел бы я там оказаться,- тихонько проговорил Женька.

— Зато не удерёт! — крикнул я весело, и мы с Женькой, оставив коробку в комнате, вылезли, по своему обыкновению, на улицу через окно и отправились на поиски Бибигона.

Неожиданно мы обнаружили его на клубничной грядке.

Обняв крупную ягоду, Бибигон вгрызался в неё крепкими зубками. Мы слышали, как маленький человечек стонал и пел от удовольствия:

— Ой, до чего же восхитительно! Ох, как вкусно! Ах, какая сладкая и сочная!

Клубничный сок стекал с его перепачканного подбородка на белую рубашку с пышными рукавами и кружевным воротничком. Рубашка, конечно, из белой превратилась в розовую, намокла, прилипла к телу. Однако это нисколько не тревожило Бибигона, он весь был поглощён своим приятным занятием. И забыл о всякой опасности.

Первым заметил Бибигона Женька — он чуть было не наступил на него. Мой друг остановился как вкопанный посреди грядки и уставился себе под ноги. Тут и я увидел Бибигона. Маленький человечек был в наших руках. Достаточно было Женьке наклониться — и Бибигон в плену. Спасти его могло только чудо.

Женька медлил.

— Хватай его! Чего ждёшь!

Мой крик вывел Бибигона из приятной задумчивости. Он оторвался от ягоды, молниеносно выхватил шпагу и бросился наутёк. Красная клубничина, выеденная до белорозовой сердцевины, печально повисла на стебле…

Я бросился за Бибигоном, но налетел на неподвижно стоявшего Женьку, который и не собирался хватать человечка. Вместо этого он вдруг начал тереть свой глаз кулаком и охать. Бибигон воспользовался заминкой, добежал до края грядки и, раздвинув бархатные клубничные листья, прыгнул под куст и исчез.

Было ясно: и на сей раз Бибигону удалось спастись.

— Чего стоишь как столб! — крикнул я Женьке. — Нарочно, что ли?