Юрий Кушак - Плывёт кораблик в гости. Стихи и переводы

Надо было видеть в те печальные минуты тень охотника. На ней просто лица не было.

– Это не я! – крикнула она не своим голосом, как если бы это во сне кричал охотник.

Возле умирающей собралась толпа. Тени постарше пытались успокоить тень охотника. Другие в лучшем случае старались её не замечать.

После похорон, когда тени стали расходиться по своим хозяевам, к ней подошла лохматая тень небольшой легавой, служившей у егеря.

– Попрошу вас остаться, – вежливо протявкала она, отводя тень охотника в сторонку от любопытной лисьей тени. – Вам, по-моему, спешить некуда…

…А охотник тем временем стоял у окна, бессмысленно разглядывая мокрые голые ветки, и раздумывал о случившемся. Без тени он чувствовал себя не в своей тарелке. Маленький городской посёлок уже проснулся, и первый автобус, фыркая грязью, поскакал по направлению к базару. В дверь позвонили. «А вот и доктор», – с облегчением подумал охотник, хотя доктора-то он не вызывал.

Увидев в дверях представителя власти с милицейским околышем на фуражке и егеря с собакой, он сразу понял, что предчувствие его не подвело.

– Это не я! – крикнул он. – Как вы смеете!

…Подписав протокол об изъятии у него убитого оленя, матёрый браконьер мысленно перебирал всех знакомых, пытаясь догадаться, кто его предал. «Скорее всего это такой-то, – решил он по дороге, наступая в лужах на тень легавой. – Хотя вполне это мог сделать и такой-то…»

О собственной тени он даже и не подумал.

И вот наступило утро большой охоты. Мы с Другвасей образовали отдельную группу с чисто научными и экспериментальными целями. И главная роль, разумеется, в нашей группе отводилась Васиному Мухтару.

Даже самые мудрые волки, забыв осторожность, плюнули на красные флажки и валом повалили в нашу зону, где, разбрызгивая копытцами мокрый снег, блеял и скакал привязанный верёвкой к колышку козлёнок.

Я уже уложил, должно быть, с дюжину хищников, как вижу: из-за сугроба выпрыгивает прямо передо мной огромный волчище. А ружьё-то у меня не заряжено: только перед этим выстрелил. Вот тут-то я и узнал всю храбрость и находчивость Мухтара. Как спринтер по стадиону, промчался он по кругу, верёвка натянулась и, когда хищник поджался для гибельного прыжка, срезала его под самые коленки. Кувыркнувшись, волчище шмякнулся на спину перед козлёнком, а тот не сплоховал: бац его рожками, да ещё как! Конечно, может быть, это со страху мне так показалось. Однако волк подхватился и выскочил прямо на Петра Валентиновича. А уж у того рука верная.

– Хватит, – сказал Пётр Валентинович, – так дело не пойдёт. Бесчеловечно на живую приманку голодных волков травить. У волка и шансов нет от пули уйти, разве это охота? Истребим всех волков – кто ж от падали лес очищать станет? Зверь-то он хищный, да нет в природе ненужного зверя.

И все с ним согласились. Только козлёнок Мухтар всё время жался к нашим ногам и виновато блеял, будто хотел сказать: «Ме-е, я не виноват, они первые начали!»

Вот и кончилась замечательная наша охота. Другвася теперь ни за что не хотел расставаться с Мухтаром и решил его взять с собой в Тюмень.

– Да тебя ж засмеют! – отговаривал его егерь. – Там у вас, поди, с болонками да с пуделями гуляют, а ты с козлом, вот смеху-то!

– Ничего, – сказал Другвася, – мы себе цену знаем. Ко мне, Мухтар!

Мы простились. До самой подводы, ожидавшей меня и Другвасю на дороге, я нёс Мухтара, своего спасителя, в рюкзаке за спиной: он ехал, завязанный по самую шею в брезент, и то и дело поторапливал меня острыми своими коленками. И пока мы дошли до подводы, чтобы ехать на станцию, я сочинил про него сказку. То есть не совсем про него, а про такого же храброго козлёнка, у которого тоже чесались рожки. И в знак благодарности Мухтару её и посвящаю.

Не оттого бодался козлёнок, что бодливым рос, а оттого, что рожки чесались. Маленькие рожки – две шишки еловые.

Козла боднёт, поросёнка боднёт, ведром гремит, с бочкой бодается. Индюк – наутёк, только пыль столбом.

А рожки всё чешутся.

Пёс-старожил уж на что терпелив, чуть что – в конуру, и тот не стерпел: бум! – по стенке, бум-бум-бум! – по другой, стучит, гремит барабанная музыка. Проучил он козлёнка: как большого, облаял да зевнул не без умыслу – всю пасть показал.

А рожки всё чешутся.

Чешутся рожки, хоть из дому беги. И пошёл козлёнок себе место искать – пободаться на воле, чтобы зуд остыл.

Идёт по дорожке, свои шишки несёт. Тут ягнёнок навстречу – две ракушки на лбу, в глазах тоска знакомая.

– Чешутся? – сказал козлёнок. – Ну, сейчас полегчает.

Боднул он ягнёнка, да и тот не в долгу: завитые ракушки шишек острей. Бодались-бодались, а ведь в шубах, жара.

– Ладно, – сказал ягнёнок. – Голова только болит, а всё равно рожки чешутся. Надо бы шершавое найти, шершавое хорошо помогает.

И пошли они дальше – чинару искать. А навстречу – телёнок. Головой мотает, на небо мычит. А рожки у него как два белых огурца. Мычи не мычи – растут!

Вот и трое их стало, по одной беде товарищей, идут о шершавый ствол рожки чесать.

А в ореховой чаще волк, шакал да лиса у лесного ключа сошлись. Вкусна вода, да не телятина, не барашек свежий, не козлёночек. Водой голода не зальёшь. Стали они разбой замышлять, а тут навстречу: топ-топ по тропе, да тук-тук, да скок-скок. Угощеньице!

– Тот, что первый, – мой! – решил волк.

– Второй моим будет! – тявкнул шакал.

– А уж я козлёночка заберу, – облизнулась лиса.

И двинулись обе компании – кто тропкой, а кто кустами – у каждого-то забота своя.

Тут козлёнок споткнулся, копытце потерял. Пока искал копытце, пришло ему на ум: неспроста сорока трещит, орешник шуршит – разбойники там. Про то и сказал своим товарищам.

Замычал телёнок:

– My! Прощайте, мои огурчики!

Заблеял ягнёнок:

– Бе! Прощайте, мои ракушки!

А козлёнок – шишки вперёд, скок-скок и запел:

Волк лисе говорит:

– Твой-то того, помешанный, – и замедлил шаг.

А козлёнок ещё громче:

Шакал на лису косится:

– Твой-то того, с большой дороги… – и тоже замедлил шаг.

А козлёнок во всю мочь вопит:

Оглянулась лиса с опаской на хвост, на свою красу, совсем расстроилась: «Ну и времена настали! Хоть в лес не ходи».

Забрались все трое под тёмный куст – ждут, что будет.

А козлёнок-то свою компанию на лужайку привёл, где вчера гулял. Цветы, да бабочки, да сена стожок, а у стожка медведь привалился: то ли спит, то ли про мёд думает. Телёнок с ягнёнком от страху ни бе ни ме! Пропадают.