Тамара Крюкова - Потапов, к доске!

Вдруг у сидевшего на подоконнике Лёхи перекосилось лицо, как от нервного тика, и он пролепетал:

— Толпа.

— Чего? — не понял Женька.

— Там толпа, — сказал Лёха, махнув рукой в сторону двора.

Женька вскочил как ошпаренный, выглянул из окна и обомлел. К «галерее» шло человек двадцать. Среди страждущих приобщиться к искусству были не только одноклассники, но и ученики из параллельных классов.

— Ну, Лёха, продавай билеты, а я пока тут всё подготовлю, — сказал Женька, и они кубарем скатились по лестнице со второго этажа вниз.

Билеты были распроданы в момент. Когда все наконец оказались в здании, Женька повёл экскурсию на второй этаж, где располагалась основная экспозиция. Это был его триумф. Он бойко демонстрировал свои полотна, жалея, что по настоянию Лёхи убрал-таки портрет Петухова. Завершала показ скульптурная композиция под названием «Дружба», представляющая собой две сплющенные банки кока-колы, большими гвоздями приколоченные к фанерке.

— Это всё, — широко улыбаясь, сказал Женька.

Все продолжали глядеть на него. Никто не расходился. На лицах посетителей читалось ожидание. В душе у Женьки шевельнулось нехорошее предчувствие. Лёха понял: будут бить.

— Всё уже, — неуверенным голосом повторил Женька.

— Как всё? А ухо? — напомнил ему Петухов.

— Какое ухо? — пролепетал Женька, всё ещё не понимая, чего от него хотят.

— Как какое? Ты же обещал, что ухо отрежешь, как этот Ваня, как его там.

— Ван Гог, — машинально подсказал Женька.

— Во-во, — поддакнул Петухов.

— Ничего я не обещал, — попятился Женька.

— Говорил, он струсит, — сказал Шмыгунов, особенно смачно шмыгнув носом.

— А за что мы тогда червонец заплатили? — выкрикнул Петухов. — А ну гони бабки назад.

Толпа угрожающе сомкнула кольцо вокруг художника и его верного помощника. Женька мысленно поблагодарил Лёху, что тот настоял убрать портрет Петухова. Благодаря Лёхиной дальновидности обошлось без драки, но с деньгами пришлось расстаться окончательно и бесповоротно.

Скоро Женька и Лёха остались вдвоём в опустевшей галерее.

— Тебе хорошо. А у меня мою собственную двадцатку выгребли, — проворчал Лёха.

— Деньги и творчество — вещи несовместимые, — философски заметил Женька, окинул «галерею искусств» прощальным взором и побрёл прочь.

— А как же картины? — крикнул ему вслед Лёха.

Женька не ответил. Он уже смирился с тем, что не станет гениальным художником, и на аукционах будут продаваться не его картины, а какого-то далёкого Ван Гога. Зато он остался при ушах. Каждый выбирает своё.

В последнее время личная жизнь у Женьки не удавалась, а виной всему Вадик Груздев, воздыхатель Синицыной из музыкальной школы. Женька думал, что у Ленки с ним всё кончено, но просчитался. В пятницу Вадик пригласил Синицыну в районный Дом детского творчества на концерт победителей конкурса юных дарований. Женька чуть не лопнул от злости, увидев фамилию этого жирдяя на афише в списке участников. Это было настоящим ударом судьбы.

Зато Синицына ходила с таким видом, будто она сама победила в конкурсе. Глядя на её сияющую физиономию у Женьки сердце обливалось кровью, но он был бессилен бороться с соперником. Приходилось признать, что он проиграл. До пятницы оставалось два дня. Даже Женька с его недюжинным умом не мог за столь короткий срок прославиться и переплюнуть этого недоделанного музыканта.

Женька страстно мечтал, чтобы произошло землетрясение, потоп или какое-нибудь другое стихийное бедствие и концерт отменили. Но, судя по прогнозам, никаких катаклизмов не ожидалось. И всё же чудо свершилось.

Когда Майка, неиссякаемый источник информации, вбежала в класс и объявила, что на местную знаменитость Груздева в подъезде напали двое мальчишек, Женька встрепенулся.

— Значит, он выступать не будет?

— Почему не будет? Будет. Они его не тронули, просто деньги отобрали. Малолетки, из третьего класса, — доложила Майка.

Женька не поверил своим ушам.

— Из какого?!

— Из третьего.

— И этот пузан им не накостылял? Просто так, за здорово живёшь, выложил бабки, и всё? Я бы им показал! — Женька воинственно потряс кулаком, моментально почувствовав своё превосходство перед соперником.

Он расправил плечи в надежде, что теперь-то Синицына прозреет и увидит разницу между слабаком Вадиком и мужественным и отважным человеком, которого она отвергла. Однако женщины непредсказуемы. Вместо того чтобы запрезирать рохлю Вадика, Ленка ринулась на его защиту:

— Тебе больше делать нечего, как кулаками махать. А ему драться нельзя.

— Это ещё почему? Специальный закон, что ли? В Конституции записано? — не удержавшись, съязвил Женька.

— Не паясничай. Он пианист. Ему надо руки беречь.

— Трус он, а не пианист, — стоял на своём Женька.

— Тоже мне храбрец. Если бы на тебя двое напали, может быть, ты ещё не так струсил бы, — заявила Ленка.

Это была страшная клевета. Ну допустим, если бы на Женьку напали двое верзил, типа Петухова, он был не стал лезть на рожон, у него же в черепушке мозги, а не солома. Но не справиться с двумя малявками — это было уж слишком.

— Кто струсил бы? Да я вообще ничего не боюсь. Да я бы…

— Если бы да кабы. Легко говорить, когда на тебя никто не нападал.

Слепое поклонение Синицыной такому ничтожному слабаку, как Груздев, окончательно вывело Женьку из себя.

— Это на меня не нападали?! Ещё как нападали! Может, за мной вообще маньяк охотится. На моём месте твой Вадик бы со страху помер, — в приливе вдохновения выпалил Женька.

— Трепло. Нужен ты маньяку, — сморщила нос Синицына.

— Значит, нужен, если охотится.

— Опять придумываешь.

— Не веришь? Ты мне не веришь?! — с таким жаром воскликнул Женька, что любой, кто видел его впервые, подумал бы, что перед ним стоит сама воплощённая честность. Но Ленка Синицына знала Женьку достаточно долго, чтобы остаться глухой к его заверениям. И тогда Женька прибегнул к последнему аргументу.