Наталья Кончаловская - Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 2

Хороши в Прикамской стороне восходы и закаты. Хороши косматые ели и стройные сосны. Хороши грибы, за которыми на рассвете из домиков на Офицерской выезжают на дрожках целыми семьями. Усталые, довольные возвращаются грибники к вечеру, с полными кузовами. Малыши дремлют, а Петя со старшим братом Колей, прижавшись к матери, сквозь блаженную усталость слушает протяжную песню кучера.

Теплыми, летними вечерами десятки рыбачьих челнов бороздят огромный заводской пруд. Привольные песни летят окрест и, приглушенные расстоянием, еще нежнее, еще слаще отдаются в ушах Пети Чайковского. Смолкают разговоры. Отец зовет гостей на открытую галерею.

— Мамашенька, а нам можно? — умильно заглядывая в строгие и добрые глаза Александры Андреевны, просят дети.

— Разреши им, мой друг. Поверь, они не будут шуметь. Не правда ли, Петруша? — присоединяется к ним отец, шутливо ероша непокорный хохолок на голове сына.

И вот они на галерее. Небо быстро темнеет. Тянет прохладой. На челнах то там, то здесь загораются огоньки — рыбаки «лучат» рыбу. А песни не смолкают. Одна другой лучше, одна другой заунывнее. «Болят мои скоры ноженьки со дороженьки. Болят мои белы рученьки со работушки...» Чей-то негромкий голос на галерее поясняет: «Сиротская песня».

Зато как весело поют весной, в мае, в день открытия навигации. Все наработанное в заводе за зиму: корабельные якоря, кованые изделия и просто железо в листах и тяжелых болванках — все грузится на просторные баржи. Весеннее половодье понесет их в Каму, а там на Волгу, и поплывут они в Казань, в Нижний, в Питер. На пристани оркестр играет марши. Молодежь в сторонке водит хороводы. Сколько шума, сколько смеха!

А девичьи хороводы вокруг разукрашенной лентами березки! А томящая непонятной тоской песня «Во поле береза стояла...»!

И где-нибудь в концерте, услышав четвертую симфонию Чайковского, вы узнаете ту самую народную песню «Во поле береза стояла...», которую композитор слышал еще мальчиком на своей родине, среди полей и лесов Приуралья.

...Пройдут годы. Маленький мальчик станет великим композитором. На оперной сцене появятся «Онегин» и «Пиковая дама», в балете — «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и «Щелкунчик», в концертных залах зазвучат вдохновенные симфонии Чайковского. Но навсегда останутся в его памяти Воткинск, оркестрина, пенье матери, народные песни, услышанные на заре жизни. И сколько раз повторит он вместе со своим любимым писателем Львом Толстым, повторит то с горечью, то с неизъяснимым блаженством: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства!»

Переведены с французского.

Мы помещаем письма одиннадцатилетнего воспитанника Училища правоведения — Пети Чайковского, присланные им отцу и матери из Петербурга больше ста лет тому назад.

Он очень тосковал по родным местам, по родному дому. Уже став прославленным композитором, Петр Ильич сам рассказывал, что одним из самых сильных и незабываемых переживаний в его жизни был отъезд матери из Петербурга, когда она оставила его в Училище правоведения.

В отчаянии и слезах провожал он удалявшуюся коляску. Ему казалось, что мать навсегда покидала его...

С.-Петербург. 11 ноября 1851 г.

Мои ангелы и мои добрые папаша и мамаша!

Я должен сказать вам, но не огорчайтесь, что в это воскресенье я наказан за три плохие отметки, которые получил за неделю.

Надеюсь и осмеливаюсь даже сказать вам и пообещать, что этого никогда больше не будет. В декабре, когда вы снова вернетесь, вы никогда, никогда не услышите от г. Берара [2] Воспитатель Училища правоведения. , что он недоволен мною. Но теперь г. Берар находит, что я изменился; если это так, то постараюсь исправиться. Может быть, он напишет вам что-нибудь обо мне, тогда вы будете знать все.

...Г. Берар считает, что я немного виноват вот в каких случаях. Однажды, когда я играл на рояле, несколько учеников проходили через залу, где я находился. Я заиграл польку, и некоторые начали танцевать. После них пришли другие и стали делать то же самое. Г. Берар, который был внизу, услышал шум, происходивший над ним. Он поднялся наверх. Когда мои товарищи услышали, что дверь открывается, они сейчас же убежали. Я остался один, и г-н Берар меня спросил, кто танцевал. Их было так много, что от смущения я их позабыл. Тогда дежурный ученик пришел и сказал, кто танцевал.

Берар посмотрел на меня с недовольством и сказал, что это была ложь. Мне не надо рассказывать вам другие подробности, потому что, когда вы приедете сюда в С.-Петербург, вы узнаете все. Жду ту неделю, когда вы приедете сюда.

Целую ваши ручки тысячу раз и целую также всех.

П. Чайковский

С.-Петербург. 1852 г. 12 января

Милые папаша и мамаша! Целую ваши ручки от всего сердца, мои ангелы,— и даже не знаю, как выразить, как я вас люблю.

...Сегодня мне, правда, нечего написать вам, кроме того, что я вас люблю и обожаю.

Недавно я играл в училище на рояле. Я начал играть «Соловья» и вдруг вспомнил, как играл эту пьесу раньше. Ужасная грусть овладела мною; то я вспоминал, как играл ее в Алапаеве вечером и вы слушали, то как играл ее 4 года тому назад в Петербурге с моим учителем. Филипповым, то вспоминал, как вы пели эту вещь со мной вместе, одним словом, вспомнил, что это всегда была ваша любимая вещь. Но вскоре появилась новая надежда в моей душе: я верю, в такой-то день или в такую-то ночь вы снова приедете, и я снова буду в родном доме. Целую ваши ручки столько раз, сколько капель в море.

Ваш сын Петр Чайковский

Ученики Выборгской Музыкальной школы поздравили Юрия Львовича Давыдова с Новым годом и попросили его рассказать, что он помнит о том далеком времени своего детства, когда был жив Петр Ильич Чайковский. Через несколько дней ребята получили из Клина ответное письмо.

Клин. 4 января 1959 г.

Дорогие ребята!

Дед Мороз принес мне ваше послание, а я поручаю ему передать вам мое, с самыми лучшими пожеланиями на 1959 год.

Да, конечно, я помню хорошо своего дядю П. И. Чайковского. Мне было уже 17 лет, когда он умер. Только вы ошиблись, «Детский альбом», который вам всем так нравится, посвящен не мне, а моему брату Владимиру Львовичу, который был на 4 года старше меня.

О том, как создавался альбом, я помнить не могу, но как играл для нас дядя Петя разные пьески из него, я помню. Мы много раз маршировали и плясали под его музыку. Он очень любил детей. Своих у него не было, и нас, детей своей сестры Александры Ильиничны, он считал своими. Мы каждый раз с нетерпением ожидали его приезда в Каменку. Мы знали, что с дядей Петей в дом придет веселье и радость. Лучшего затейника всяких игр, пикников (выездов с самоваром и чаем в лес) — я не знаю.