Наталья Иртенина - Пожарский – спаситель Отечества

На исходе зимы ополчение двинулось с разных сторон к Москве. В столице уже давно готовилось восстание против польских захватчиков. Эти новые «хозяева» не стеснялись бесчинствовать в городе, творить насилия, грабежи, глумиться над жителями, над православной верой. Русские изменники – небольшая кучка высокородных бояр и дворян – во всём потакали им.

Одним из организаторов восстания был князь Пожарский. Ещё зимой он тайно прибыл в Москву, начал вести переговоры с теми вельможами, в которых не угасла любовь к родине, которые не обменяли свою честь на выгоду. Заготавливалось оружие и брёвна для защитных сооружений, разрабатывался план. Ждали только подхода ополчения.

Но Москва содрогнулась раньше времени. Поляки узнали о приготовлениях и пошли в наступление. Мартовскую снежную кашу на столичных мостовых обагрила кровь. Оккупанты убивали всех подряд, не разбирая, врывались в дома, пустили на пеших горожан конницу. Но и русские не оплошали. Повсюду на улицах вмиг завязались бои. Москвичи сооружали баррикады, стреляли из пушек по конным полякам и немцам-наёмникам. Оккупанты отступали, выманивая русских бойцов из-за укреплений. А те преследовали врага, неся с собой дубовые столы, лавки, брёвна. Когда неприятель поворачивал вновь в атаку, перед ними опять вырастала баррикада, из-за которой летели пули и ядра. Над городом стоял страшный гул сражения, били тревогу сотни колоколов…

Пожарский с отрядом держал оборону на улице Лубянке, где находилась его родовая усадьба. Рядом был Пушечный двор, оттуда брали боеприпасы. В этот первый день мартовского восстания победа оказалась за москвичами. Польский гарнизон заперся в стенах Кремля и Китай-города. Но на следующий день случилась катастрофа.

Поляки начали жечь город – причём по совету русских изменников! Заполыхали улицы, вспыхивали, как факелы, деревянные хоромы, усадьбы, церкви. Ветер разносил огонь от дома к дому. Отрядам москвичей пришлось вести борьбу на два фронта – против врага и против пламени. А ополчение всё ещё опаздывало!

Русские дрались отчаянно, но отступали от стены огня, пожиравшего их укрепления. Один Пожарский со своими людьми стоял, как скала. Они не давали полякам поджечь окружающие дома, били из пушек, атаковали. Дмитрий Михайлович получил уже две раны, и бойцы ждали, когда он скажет: «Всё! Уходим. Мы сделали всё, что смогли». Но князь, изнемогая от ран, только подбадривал ратников. Пожарский стоял насмерть!

Лишь третья рана свалила его наземь. Его вынесли из боя едва живого. По лицу князя катились слёзы. Он смотрел на чёрные руины Москвы, и из груди его вырвался стон:

– Лучше мне умереть, чем видеть такое горе! Народ русский погибает, и никто не может помочь ему!

Земское ополчение подоспело к Москве, когда восстание уже задохнулось в дыму пожара. Столица на две трети обратилась в пепел, только каменные стены Кремля и Китай-города возвышались незыблемо. За этими стенами засели оккупанты. Ополчение взяло московскую крепость в осаду. А над горелыми развалинами опустевшего города ещё долго каркало вороньё.

До следующей зимы князь Пожарский залечивал раны в своём имении за сотню вёрст от Нижнего Новгорода. Лёжа на постели, он то горячо молился Богу о спасении страны, то снова горько плакал, то впадал в мрачное уныние. Погибла Русь, некому вступиться за неё, чёрная мгла накрыла её города и земли!

– Видно, много нагрешил русский народ, много совершил зла. Испохабились души русские, потому и казнит нас теперь Господь, – в тоске говорил себе князь. – Последняя надежда сгорела вместе с Москвою…

Не ведал он, что в Нижнем Новгороде уже задумали собирать второе ополчение. Земский староста Кузьма Минин, простой торговец, воспламенял своими речами жителей Нижнего:

– Православные! Не пожалеем жизни свои и имущество для спасения государства русского! Дело великое – постоять за веру и Отечество, как зовёт нас в своих грамотах патриарх. С Божьей помощью совершим его, если не ослабнем духом, если выберем себе вождей начальствующих. Многие города к нам пристанут, как только начнём дело, и тогда избавимся от иноплеменников! Встанем вместе за одно!

– Вместе за одно! – подхватили призыв нижегородцы.

– Рать-то собрать мы сумеем, коли поднажмём всей землёй. А кого во главе поставить? – возражали Минину из толпы народа на городской площади. – Где взять вождей, воевод сильных, которые б изменой не запятнались? Те, что под Москвой встали на осаду, и то перегрызлись меж собой. Казаки с дворянами рассорились, Прокопия Ляпунова зарубили во вражде!

– Есть такой воевода! – крикнул Минин. – Князь Дмитрий Михайлович Пожарский в ратном деле искусен, храбр, как лев, и в изменах не бывал. Богатырь истинный!

Загудела толпа нижегородцев, одобряя выбор. Все были наслышаны о битвах Пожарского и о смертном его стоянии в Москве против поляков. Тут же назначили послов к князю, чтобы они упросили его встать во главе нового ополчения всей русской земли.

Да послы те вернулись ни с чем. Не убедили они воеводу, что дело, ими замысленное, будет успешнее первой попытки выгнать захватчиков из Москвы. Горькую отповедь дал им князь:

– Чем ваша земская рать будет лучше той, что стоит нынче под стенами стольного града? Дворяне оттуда разбежались. Только малая горстка честных теперь там отыщется. А прочие лишь о поживе мечтают, о кремлёвских богатствах. Воровское казачьё верховодит, предатель на предателе сидит. Изолгалась, осквернилась, окривела Русь. Всякий своего прибытка ищет, своей корысти только служит, Бога забыв. Благодарствую за честь, но не приму её! Неподъёмное дело предлагаете. Не хочу вести людей на напрасную гибель.

Вернулись послы в Нижний Новгород, рассказали:

– Отчаялся князь, не верит, что Русь ещё подняться сможет. Опротивели ему кривизна и шатание в людях.

Но Минин не отступил: послал к Пожарскому новых переговорщиков. А когда и те возвратились несолоно хлебавши, сам сел на коня и отправился в путь. С Мининым поехал монах Феодосий, настоятель нижегородской Печерской обители.

Дмитрий Михайлович и в этот раз начал отговариваться:

– Получше меня воеводы найдутся.

– Сам ты знаешь, князь, как эти воеводы нынче на ветру шатаются, в польскую сторону гнутся, – отвечал ему Минин. – Государства Русского более нету, всего несколько городов свободны от врага и ворья. Вера православная попирается под копытами иноземных коней, церкви пустые стоят! Если мы теперь не вытащим страну из ямы, конец ей придёт. Решайся, Дмитрий Михайлович!

Сказал своё слово и отец Феодосий:

– А ведь ты, князь, грех совершаешь, отказываясь от дела, на которое тебя сам Бог призывает устами земских людей. Что ответишь Господу, когда Он спросит: отчего ты своим нерадением дал вконец погибнуть православному русскому царству, отдал свой народ под чужеземное ярмо? – И добавил убеждённо: – Надо потрудиться ради Христа, князь! А нижегородцам верь, они не предадут! Этот вот, староста Кузьма, прозванием Минин, с собственной жены серебряные украшения снял и отдал в общую казну на ратное дело. Человек незнатный, но верный, будет тебе твёрдой опорой.