Ян Терлау - Зима во время войны

– До чего же они изголодались! – воскликнула мефрау ван Бёзеком. – Только посмотрите, с какой жадностью они хватают хлеб! Вон тот, длинный, в зеленом шарфе, – видели? – только что поднял кусок хлеба с земли – и сразу в рот!

– Мама, а почему они такие голодные?

– Не знаю. Скорее идемте в дом, соберем для них всё, что у нас есть. А сами денек попостимся.

Мать и двое старших детей побежали на кухню, нарезали ломтями хлеб, взятый из жестяной хлебницы, принесли с чердака яблок, а из подвала молока, покромсали на куски две толстые колбасины, и всё это быстро-быстро, а потом бегом вынесли собранную снедь на улицу. Колонна как раз проходила мимо их дома. Увидев еду, мужчины рванули к калитке и расхватали всё в один миг.

– Откуда вы? – спросил Михиль у паренька, выглядевшего самое большее года на два старше, чем он сам.

– Из Роттердама. Там устроили облаву. Согнали всех мужчин, кого только нашли. Теперь ведут в Германию работать.

– Не останавливаться! – прикрикнул немец с винтовкой, и паренек снова влился в толпу.

– Сколько еще до казармы? – спросил у Михиля немолодой мужчина.

– Километра два.

– Ох, как еще далеко!

– Где же далеко? Это совсем рядом!

– Нас ведут от самого Роттердама. Идем четыре дня, без еды. Мне не дойти. У меня язва желудка, не могу больше сделать ни шагу.

Но оказалось, что может. И вот он уже снова побрел вместе со всеми, сжимая в руке свой плетеный баульчик.

Пока колонна проходила через Вланк, нескольким десяткам роттердамцев удалось сбежать от немцев. Они прятались за деревьями, укрывались за спинами местных жителей, ныряли в окопы-укрытия. Менейр Костер, в прошлом лесничий, а теперь пенсионер, поставил себе целью отбить у немцев как можно больше народу и делал это с истинно спортивным азартом. Он подходил к какому-нибудь роттердамцу, вырывал у него из рук чемоданчик и рявкал:

– Стойте рядом со мной и улыбайтесь!

Немцы-охранники набрасывались тогда с бранью на стоявшего с чужим чемоданчиком менейра Костера и пытались загнать его в колонну.

– Ach was, Mensch, ich lebe hier [22] Будет вам, ребята, я тут живу (нем.). , – возмущался менейр Костер, – и у нас есть чемоданчики, вы что!

Немцам некогда было выяснять, что к чему, и они оставляли Костера в покое. Тот возвращал чемоданчик владельцу, показывал, как зайти в его дом, и выбирал следующую «жертву»… Вернее, следующего подзащитного. Таким способом ему удалось освободить пять человек. Отличный результат!

По деревне прошло шесть тысяч измученных долгим переходом мужчин и молодых парней из Роттердама; их привели в казарму у железной дороги, где им предстояло переночевать. Но впоследствии оказалось, что они пробудут там гораздо дольше.

В эту ночь Михиль проснулся в темноте, оттого что его потревожили какие-то непривычные звуки. Или ему показалось? Ведь сейчас ничего не слышно? Так, подождите-ка, похоже, тихонько закрыли входную дверь. Мама или Эрика? Да, наверное, кто-то из них просто вылез из кровати и выглянул на улицу. Михиль перевернулся на другой бок и попытался заснуть. Но сон не шел. Внутренний голос говорил ему, что внизу происходит что-то необычное. Может быть, это воры?

Юноша решительно сел в кровати и спустил ноги на холодный линолеум. Кто, в конце концов, в доме мужчина? Быстро, но стараясь не шуметь, он спустился на первый этаж. Не забыть перешагнуть через скрипучую третью ступеньку внизу лестницы. Так. Михиль остановился и прислушался. Из гостиной доносились приглушенные мужские голоса. Проклятье! С бешено бьющимся сердцем, но без колебаний он резким движением распахнул дверь в комнату.

Там горело четыре свечи. На стульях сидели двое незнакомых мужчин, один молодой, другой постарше. Опустившись на корточки, мама бинтовала ноги старшему. Михилю сразу бросилось в глаза, что пальцы у него стерты в кровь. Когда юноша ворвался в комнату, оба мужчины перепугались до смерти. Молодой вскочил и бросился к двери в сад. Старший замер от ужаса и затаил дыхание.

– Не бойтесь, не бойтесь, – успокоила их мама. – Это мой старший сын. И он тоже не любит немцев.

– Это уж точно, – подтвердил Михиль.

– Эти люди, Михиль, сегодня бежали из лагеря. Они тайком добрались до деревни и наудачу постучались к нам в дом.

– Мы тихонько, – виновато прошептал старик.

– Я всё равно не спала, не волнуйтесь!

– Но мы подвергаем вас опасности.

– Ну не такой уж и большой опасности. Вы ведь всего лишь мобилизованы на работы, а не политические заключенные?

Мужчины молчали.

– А трудно убежать из лагеря? – спросил Михиль.

– Да так, не очень, – ответил молодой. – Там слишком много заключенных и мало охранников. Да и территория огорожена не колючей проволокой, а только металлической сеткой. Впрочем, наши приятели-немцы придумали много других способов отбить у людей желание бежать. Вечером, когда мы только пришли в лагерь, один из заключенных перелез через сетку и припустил вдоль рельсов. Не повезло парню. Наскочил на патруль. И знаете, что они ему дали? Заступ.

– Как это? Заступились за него, что ли? – не понял Михиль.

– Как же, заступились! Заступ, лопату такую. И приказали рыть яму у дороги, рядом со входом в лагерь. А когда она была готова, велели лечь на краю. Нам было хорошо видно. Ужас! Наблюдавший, как он роет, офицер-эсэсовец достал револьвер и выстрелил ему в затылок, не глядя почти, словно комара прихлопнул, а не человека убил. А потом спихнул тело в яму и позвал двоих наших, чтобы закопали. «Так будет со всеми, кто недостаточно ценит наше гостеприимство», – сказал эсэсовец и ушел, помахивая тросточкой.

Мефрау ван Бёзеком быстрым движением смахнула навернувшуюся слезу.

– И после этого вы всё равно решились бежать?

– Ночью, в темноте. Перелезть через сетку оказалось нелегко.

– Особенно для вашего… наверное, это ваш отец?

– Да, конечно. Простите, мы же до сих пор не представились. Моя фамилия… – старший из ночных гостей мгновение поколебался, – моя фамилия де Грот, а это мой сын Давид.

– Я мефрау ван Бёзеком, а моего сына зовут Михиль.

– Приятно познакомиться, – ответил менейр де Грот.

– Да, нелегко отцу было перелезть через сетку, – вернулся к своему рассказу Давид. – Но он преодолел это препятствие.

– Вы очень рисковали, – задумчиво произнесла мефрау ван Бёзеком. – Неужели вам так надо было бежать, что вы не побоялись поставить на карту жизнь?

Михиль внимательнее присмотрелся к менейру де Гроту и его сыну. Оба небольшого роста, у сына волосы черные, у отца седые. Менейр де Грот-старший говорил по-голландски с каким-то едва уловимым акцентом.

Мефрау ван Бёзеком убрала коробочку с бинтами в шкаф.

– Теперь вам будет не так больно ходить, менейр Полак… то есть менейр де Грот, – поправилась она.