Борис Камов - Партизанской тропой Гайдара

По мнению разведчиков, перебираться на другой берег Днепра следовало не в лодках, а захватив понтонную переправу, наведенную фашистами взамен подорванного нашими саперами моста.

Толковое донесение ободрило Гайдара, и он в хорошем настроении, что случалось в последнее время не часто, отправился с группой товарищей в сторону Комаровки, чтоб только не сидеть без дела.

Место выбрали, какое Аркадий Петрович всегда любил, у изгиба дороги. Однако машины в этот день не появлялись. Проползла только подвода. На ней печально сидела женщина.

Когда подвода скрылась за поворотом, Гайдар прислушался. Ветер не доносил никаких настораживающих звуков. И Аркадий Петрович подполз к Тонковиду.

— Захватить аэродром — значит захватить весь Канев, — сказал ему Гайдар таким тоном, словно возвращался к прерванной беседе. — И потому совершенно необходимо это сделать.

— Но удержать Канев мы все равно ведь не сможем, — возразил Тонковид. — И возвращаться на прежнее место нам будет тоже нельзя — немцы всполошатся.

— Вот и хорошо, что нельзя и что всполошатся, — обрадовался Гайдар. — В этом лесочке да при теперешнем положении дел отряду все равно не жить... Пока что немцам просто не до нас. Они спешат к фронту. Да и потом я не уверен, что они за нас уже не взялись... Вспомни вчерашний случай.

Тонковид согласился. Ему этот случай тоже показался странным.

В лагере появились двое незнакомых парней.

Задержали их уже возле командирской землянки.

Один нес на руке, будто продавая, аккуратно сложенную немецкую шинель на блестящей шелковой подкладке.

Когда их спросили, кто такие, они развернули шинель. С левой стороны сукно было прострелено и даже испачкано кровью, а погоны оказались генеральскими. Парни бойко объяснили, что генерал этот ими убит вместе с шофером.

— А где же его документы?

— Мы их не взяли. На что они нам? Все равно по-немецки не балакаем, — ответили парни.

— В каком же месте бросили вы машину?

Те объяснили.

— Надо б проверить, — шепнул Горелову Дороган. Он отвечал за контрразведку.

— Да ну, видно ж, что свои хлопцы, — ответил тот громко. — Накормите их только. Не забудьте.

Хлопцев накормили. Поднесли даже по стаканчику. Они с удовольствием выпили. Поужинали. А потом исчезли. Вместе с шинелью.

Тогда Гайдар впервые вспылил.

— Нельзя было их отпускать, пока не проверили! — сказал он Горелову.

— Да брось ты, Аркадий Петрович, чего нам бояться? — усмехнулся Горелов. — Нехай немец нас боится.

— Ты, Федор Дмитриевич, конечно, хороший человек. Но в военном деле, прости, ни черта не смыслишь, — ответил Гайдар.

Тут уж рассердился Горелов. Велел Дорогану послать людей к тому месту, где подбили генеральскую машину. Никакой машины не нашли. И следов ее на влажном песке тоже.

— ...Вот я и говорю, — сказал Тонковиду Аркадий Петрович, — что надо поскорей всем отрядом с этого места сниматься. Сначала хотя бы на Черниговщину, а там и в Брянские леса. Связаться с Центром, с фронтом. Собрать побольше людей. Не сто и не двести, а целую партизанскую армию — с настоящей разведкой, с санчастью, с пулеметными ротами и далее со своей артиллерией. Конечно, морды, как тут вот некоторые у нас ходят, при таком деле не наешь. И без жертв, наверное, тоже не обойдется... Зато немцы поймут, какая еще имеется здесь, в глубоком их тылу, сила. И весь мир узнает, на что способны в нынешней войне партизаны...

Ты, Михаил Федорович, откуда? — неожиданно спросил Гайдар. — Из Киева?.. Жаль... То есть, конечно, хорошо. Я Киев и сам люблю. Жаль, что не из Москвы. Я уж тут всех спрашивал — ни одного москвича.

У меня к тебе просьба. Есть у меня браунинг. Здесь вот я его ношу. Как он бьет, я, признаться, даже не знаю. Не пробовал. В деле не привелось. А стрелять по соснам — патроны жалею. Так вот, если со мною что случится, забери этот браунинг. Отвези его в Москву, в Союз писателей. Скажешь, мол, Гайдар браунинг этот прислал и еще велел передать...

— Подождите, Аркадий Петрович, — забеспокоился Тонковид, обшаривая карманы, — я сейчас запишу. Карандаш у меня где-то был...

— Не надо карандашей... Так запомнишь: Гайдар велел передать... — Аркадий Петрович остановился и на мгновение задумался.

Тонковид, выжидая, тоже молчал. И вдруг оба услышали завывающий звук автомобильного мотора.

— Машина! — почему-то шепотом произнес Гайдар. — И, кажется, не одна... Что делать, знаешь... — и отполз.

Появились две машины. Впереди двигалась бронированная, открытая; в ней, опираясь о борта, с автоматами наготове стояли солдаты. Другая, закрытая, шла следом. Это был роскошный лимузин. Такого партизаны еще не видели. Несомненно, в машине ехал кто-то из высоких немецких чинов. На миг показалось странным, почему лимузин не прикрывают и сзади. Но раздумывать было некогда.

Гайдар крикнул: «Огонь!»

В первую машину полетели гранаты, по второй ударил пулемет Гайдара.

Операция длилась не более минуты.

Гайдар, Денис Ваченко и еще трое бойцов вышли из укрытия. Ваченко открыл дверцу легковой машины. Из кабины вывалился мертвый полковник. Гайдар взял с сиденья портфель тонкой коричневой кожи и вынул из френча офицера документы. Но раскрыть их не успел. Послышался рев мотора еще одной машины.

Едва партизаны скрылись за деревьями, из-за поворота выскочил и резко затормозил грузовик с солдатами. Из него выпрыгнул офицер и подбежал к полковнику. Офицер что-то крикнул, и солдаты открыли пальбу по лесу...

В лагере Гайдар внимательно просмотрел содержимое портфеля и захваченное удостоверение. Убитый полковник был комендантом Переяслава.

Там вырисовывались черные расплывчатые тени. Там обозначались очертания озлобленных, нехороших лиц. И как будто бы кто-то смотрел оттуда пристальными недобрыми глазами...

Аркадий Гайдар, «Дальние страны»

Пока я расспрашивал о самом Гайдаре, пока мои собеседники рассказывали о немногочисленных встречах с Аркадием Петровичем, работа двигалась сравнительно легко. В дерзких поступках, в коротких, часто афористичных высказываниях, запомнившихся бывшим партизанам, легко и быстро угадывался характер Гайдара с его отвагой, изумительной находчивостью, жизненным и военным опытом, который находил себе применение в самых неожиданных обстоятельствах.

Но лишь только разговор касался боя у лесопильного завода, все сразу усложнялось.

Сражение длилось часа три, и каждый, кто был в том бою, видел лишь часть его. Шел бой в лесу, на значительном пространстве, и партизаны в большей или меньшей степени были разобщены. Во всяком случае, один человек не мог описать всех деталей. А важны были в первую очередь именно детали, чтобы восстановить всю картину и понять, почему партизанам пришлось отступать и как получилось, что отход товарищей стал прикрывать Гайдар.