Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 9

Опять скрипнуло что-то, потом шаркнули о пол сапоги, значит, он не лежит, а сидит на лавке.

Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, спавшую рядом, Светлана подползла к краю печки.

В избе было темно: все окна заткнули и завесили. Но всё-таки кое-где в щелки пробивался лунный свет.

Когда глаза немного привыкли к темноте, Светлана увидела, что Костя сидит, согнувшись, обхватив правой, здоровой рукой левую, завязанную, и раскачивается из стороны в сторону, будто баюкает её. Потом что-то чиркнуло, жёлтый огонёк зажигалки осветил на мгновение лицо, нахмуренное, с плотно сжатыми губами. Огонёк погас, осталась только красная точка папиросы, она беспокойно двигалась зигзагами туда и сюда.

В углу шевельнулся Ромашов, прислушался, тихо сказал:

- Ты что не спишь, Костя? Костя ответил сердитым шёпотом:

- Рука что-то разболелась, будь она неладна!

- Сходил бы в медсанбат.

- Спасибо! Чтобы из-за этой чепухи опять в госпиталь положили! Належался!

- Ещё бы не обидно! - посочувствовал Ромашов. - Ни тебе повоевать, ни тебе маму повидать. Осколки-то все вынули?

- А кто их знает! Кажется, все. Ромашов скоро заснул, а Косте, видимо, невмоготу стало сидеть на одном месте, он вышел в сени, осторожно прикрыв за собой дверь.

Светлана услышала, как на улице его негромко окликнул часовой.

То удаляясь, то приближаясь к дому, поскрипывали шаги.

Кажется, Светлана всё-таки задремала. Когда она проснулась опять, Костя уже снова сидел на лавке и курил, поджав под себя ноги, прикрывшись шинелью.

Он отодвинул немного одеяло, висевшее на окне, и смотрел в щель, как будто желая определить, скоро ли наконец начнётся рассвет. И всё перекладывал больную руку и так и этак и никак не мог найти удобное положение.

Шофёр открыл дверцу кабины.

- Садитесь, товарищ младший лейтенант!

- Нет, нет, - сказал Костя, - я не один еду, с вами девочка сядет, а я в кузов.

На крыльце Светлана прощалась с хозяйкой, обнимая её «в последний раз», и «ещё раз», и «в самый последний». Несмотря на ранний час, были провожающие. Клетчатый узелок с вещами девочки, совсем лёгкий вначале, увеличился почти вдвое: каждый из маленьких светланиных приятелей считал своим долгом сунуть ей что-нибудь «на дорогу» или «на память». Капитан нагнулся и поцеловал девочку в лоб:

- Ну, Светлана, счастливо тебе! Она серьёзно ответила:

- И вам тоже.

Капитан протянул Косте руку:

- Так имей в виду, Костя, эту неделю мы ещё здесь, а дальше - догоняй!

- Догоню, товарищ капитан! Светлана, садись к шофёру.

Но клетчатый узелок уже полетел в кузов. Светлана подпрыгнула, стала на широкое твёрдое колесо и с ловкостью мальчишки перемахнула через борт.

- В кабину садись, тебе говорят! - уже строго сказал Костя.

- По-вашему, я буду в кабине сидеть, а раненый трястись в кузове?

Девочка преспокойно стала усаживаться поудобнее на сложенном брезенте.

- Ты слезешь или нет?!

- Нет.

Голова Светланы исчезла за бортом. Капитан усмехнулся.

- Я вижу, скучать в дороге ты не будешь, Костя! Федя, дай ей шинель какую-нибудь, ведь её продует, она совсем раздетая.

Костя, стоя на колесе, перешагивал через борт грузовика.

- Раненому всё равно придётся трястись в кузове.

- Зачем же вы-то сюда?

- Буду следить, чтобы тебя ветром на поворотах не выдуло.

Машина затряслась, загрохотала и поехала. У крыльца все махали ей вслед.

Светлана встала, держась руками за борт, и тоже замахала платком.

- А ну сядь! - сказал Костя. - Завернись в шинель хорошенько, благо, что она тяжёлая, придержит тебя хоть чуточку!

Светлана опустилась на коленки, ей хотелось ещё разок посмотреть на деревню отсюда, издали. Но дорога сделала крутой поворот, и теперь за холмом уже ничего не было видно, только изломанные верхушки жёлтых, осенних клёнов. На ветру было холодно, и оба уселись впереди на брезенте, под защитой кабины.

- Так, - сказал Костя, - значит, всякая кнопка рассчитывает, что ей удастся мной командовать?

- Где кнопка? - вызывающе спросила девочка.

- Вот она, кнопка! - Костя легонько щёлкнул Светлану по носу.

Девочка с негодованием отодвинулась от него:

- Не деритесь!

Машину качнуло на ухабе, Костя схватился за больную руку.

- Вот видите, - сказала Светлана, - не послушались меня, растрясёте руку, будет опять,, как ночью!

- То есть что это будет, как ночью? - удивился Костя.

- А вот то самое!

- Уж очень ты глазастая!

Они выехали на шоссе. Светлана привстала опять.

- Ты что? - спросил Костя.

- Так. Посмотреть. Отсюда нашу школу видно…

Она села и больше уже не оборачивалась. Костя спросил:

- Ты здесь давно живёшь?

- Нет. Маму как раз перед войной сюда перевели.

- А в Москве бывала когда-нибудь?

- Была один раз… папа поехал и меня взял.

Костя замолчал. Это было, как с его рукой: с какой стороны ни дотронься, больно. Светлана сказала:

- Товарищ лейтенант, а вы в Москву в командировку едете?

- В командировку.

- А потом опять на фронт вернётесь?

- Потом опять вернусь.

Девочка кивнула головой, как бы успокаивая лейтенанта, что больше она его об этом расспрашивать не будет. Мало ли что! Может быть, военная тайна…

- Товарищ лейтенант, вот, наверное, мама ваша обрадуется, когда вас в Москве увидит!

- Откуда ты знаешь, что у меня мама в Москве?

- А я ночью слышала, как тот, другой лейтенант сказал, что вы маму в Москве повидаете.

- Не совсем точные сведения, - возразил Костя, - мама моя не в Москве, а под Москвой живёт - тридцать километров.

- Ну так что ж, увидитесь всё-таки с ней?

- Увижусь, конечно.

- Вот я и говорю, обрадуется. Товарищ лейтенант, вы мне скажите, как вашего капитана зовут, и адрес дайте.

- Зачем тебе?

- А как же? Он сказал, чтобы я ему писала из Москвы.

- Дело важное, - согласился Костя. - Вот тебе блокнот, вырви страницу и запиши номер полевой почты.

Солдатские карманы всегда набиты плотно. Вместе с блокнотом Костя вынул и положил себе на колени фотографию и два письма.

- Это вашей мамы карточка? - спросила Светлана и вдруг покраснела и смутилась, как смутился бы взрослый человек, совершивший бестактность: девушка, снятая на фотографии, не могла ещё быть ничьей мамой.

Костя засмеялся, тоже слегка покраснев.

- Нет, это просто одна знакомая. Нравится тебе?

- Нравится, - вежливо ответила девочка. -Красивая очень.

- А мама моя вот.

Светлана долго и внимательно разглядывала фотографию. Наконец, вздохнув, сказала с глубоким убеждением:

- Она очень хорошая, ваша мама! А вашу знакомую Надей зовут?

- Ты что: цыганка или Шерлок Холмс?

- Нет, я просто глазастая. Вот здесь на конверте написано: «Надежде Сергеевне Зиминой». Написали письмо, а отправить не успели - сами поехали.