Николай Тихонов - Военные кони

Тогда хромой закричал на Чёрта:

— Смирно! смирно! Смотри, на кого кричишь… На генерала кричишь!

И Чёрт закричал опять. Так они стояли и кричали друг на друга минуты две. Генерал выдохся, и Чёрт замолчал.

— Что это за беспорядок, господин эскадронный? — уже тихим голосом спрашивает генерал.

— Что за беспорядок, вахмистр? — говорит эскадронный, обращаясь к вахмистру.

— Это особый конь, ваше превосходительство, — отвечает вахмистр, — ездить на нём нельзя, он убить человека может, никого к себе не подпускает, лошадей калечит…

— Как же его кормят? — спросил генерал недоверчиво.

— Через верх кормят…

— Как через верх?

— Влезает на ту стенку — напротив — дневальный и сыплет ему в кормушку овса и сена бросает, воду в ведре спускает…

— Что это за чушь! — закричал генерал. — А как же его чистят?

— Чистят его метлой, ваше превосходительство.

— ’ Как метлой?

— Метлой грязь с него издали очищают, но он и метлу обкусывает. Сколько мётел перепортил уже. А если б не чистили, заскоруз бы он вовсе от грязи по собственному невежеству. Упрямый очень. Служить не хочет.

— Не может быть! — закричал генерал. — Как это служить не хочет? Я ему покажу!

Побагровел генерал и прямо, как по уставу полагается, пошёл в станок и прошёл к самой Чёртовой морде.

Все замерли. Генерал стоит и гладит морду коню взад и вперёд, и Чёрт хоть бы что. Так давно к нему никто не входил, что он и не знает, что ему делать. Все стоят и ждут, что дальше.

Поглядел генерал на всех победоносно и перенёс руку свою на шею. Только перенёс он руку, вспомнил Чёрт свои старые обиды и вдруг тряхнул головой и стал поперёк станка: ни повернуться генералу, ни выйти. Запер его Чёрт своим большущим телом.

Стоит генерал, прижатый к кормушке, посерел, чуть водит рукой по шее, а сам не знает, что тут делать.

Солдаты по сторонам в кулаки смеются. Влетел генерал здорово. Конь стоит тихо, а генерал всё рукой по шее водит. Стоят оба и молчат. Дурацкое положение.

Только генерал хотел уйти, конь шагнул на него и придавил к кормушке. Тяжело уже дышит генерал, вспотел; хоть плачь от злости, а сделать ничего не может.

И никто не знает, как ему помочь. Только он двинется, Чёрт его возьмёт и прижмёт обратно. Спину генеральскую всю вымазал о кормушку. Хотел генерал вынуть из кармана платок обтереть пот, как закричал ему вахмистр:

— Ваше превосходительство! Не тяните платка. За здоровье ваше не отвечаю.

Знали все, что вынь генерал платок белый да махни им перед конём — смерть ему будет. Затопчет его конь вместе с платком.

Смутился генерал, потеет, молчит, рукой уже шевелить боится. А конь рад. Поглядит на генерала, подастся чуть в сторону и опять всем телом наедет и толкнёт… До синяков набил генеральскую спину…

Никогда бы не кончилась эта сцена, если б вахмистр не подозвал солдата и шёпотом не сказал бы ему:

— Возьми овса — засыпь ему с той стороны.

Хитёр был вахмистр — старая казарменная крыса.

Как влез солдат с другой стороны на стенку да постучал меркой о кормушку — взглянул Чёрт туда и видит… Что за чудо?

Никогда в это время его не кормили. Да ещё столько овса! Потянул он ноздрями, взял на запах: не обман ли?

Нет, не обман. Пахнет овсом. Полез он в ту сторону и как припал к овсу, ударив в него мордой, — генерал вывалился из станка, что куль с подмокшей мукой, едва на ногах держится. Только и смог показать на Чёрта и, тряхнув ручкой, сказать:

— Эту скотину немедленно продать — к чёрту, чтоб духа не было…

Вскоре после того вахмистр послал солдата покупателя на Чёрта искать. Как узнали солдаты, что сейчас придут покупать Чёрта, сбежались толпой в конюшню. Пришёл и покупатель — маленький, щупленький татарин. Бородка висела у него щипаная, точно из войлока, пальтишко засаленное, руки крошечные, зато глаза широкие, что у птицы.

Оглядел татарин лошадей, похвалил:

— Хорошо лошак, ой, очень хорошо лошак…

Подвели его к Чёрту и отодвинулись.

Пришёл тут вахмистр, взглянул на покупателя и усмехнулся:

— Где ж тебе одному, — помощников поискал бы. Погибнешь с ней — это чёрт, а не лошадь. Гляди-ка, на цепях держится…

Татарин хитро потёр руки и засмеялся.

— Зачем чёрт? Хорош лошак. Пачему продаёшь?

Обошёл он вокруг коня, поглядел внимательно на цепи, которыми тот был привязан, и говорит:

— Седло ему ни к — чему. Зачем обижать лошак? Мы его продавать хорошему хозяину будем. Он работать будыт. Посмотри, пожалуйста.

Татарин спокойно вошёл в станок, снял цепи с Чёрта, вынул из кармана верёвку. Солдаты стояли молча, затаив дыхание, как на смотру. Чёрт увидал верёвку, тряхнул головой, переступил с ноги на ногу и почесался боком о стенку. Татарин надел ему верёвку на шею, закрепил узлом и повернул Чёрта к выходу. Толпа дрогнула. Кто-то из дерзости помахал платком. Чёрт даже не поднял головы.

Татарин вывел его на двор, и тут только Чёрт сделал первое быстрое движение: он потянулся к траве, которой не видел уже давно. И когда татарин уводил его за ворота, изо рта Чёрта торчали недожёванные травины.

Маршевый эскадрон готовился к учебной рубке.

Нужно было, идя через поле, пройти мимо крестовины с прутьями, срубить прут, подняв руку высоко и прямо над головой, уколоть концом шашки соломенное чучело, лежащее на земле, и стать на другом конце поля, похлопывая по шее разгорячённого скакуна.

Эта скачка одинаково волнует всегда и старых, и молодых лошадей. Справа налево стояли в ряду эскадрона неразлучные товарищи-кони: Чирий, Чайничек, Чурило и кобыла Облигация. Дружба их была самая искренняя и бескорыстная. Стоило ударить одного из них, как они все начинали вопить; стоило на водопое озорному коню из чужого взвода толкнуть Чайничка, как все бросались ему на помощь.

Ночью в конюшне наступала минута, когда дневальный закапывался в копну сена и засыпал. Тогда Облигация снимала зубами недоуздок с Чайничка, он снимал недоуздок с Чурила, Чурило с Чирья, и они вчетвером шли щипать сено, толпясь вокруг безмятежно храпевшего дневального.

В это время проход конюшни — четыре шага в ширину и тридцать шагов в длину — принадлежал им. Они могли бегать по конюшне сколько им хотелось. И они задирали товарищей, страдавших бессонницей, и лягали спящих. Но горе было тому коню, который осмеливался бы оспаривать их власть. Они бы загнали его в станок, и даже метла дневального, хорошая новая жёсткая метла с толстой палкой, не спасла бы несчастного коня от избиения. Такова была эта неразлучная четвёрка.

Вернёмся к рубке.

Сначала тронулся тёмный широкоплечий Чирий. На нём сидел гусар Рожин. Чирий вмиг пересёк поле, шашка сверкала на морозе, как ледяное колесо, прут упал, на его место наставили новый.