Лариса Кириллина - Тетрадь с Энцелада

– Да кому они сдались? – пожала я плечами.

– На всякий случай знать нелишне, – возразил папа. – Вдруг какому-то экипажу придется прибегнуть к аварийной посадке? Барон добыл бесценную информацию, которая будет включена со все справочники. Секрет выживания на Остедре оказался довольно прост, но поди ж ты узнай!

– Главное, успеть до жесткой посадки придумать себе подходящее имя и титул, – съехидничала я.

– Да нам и выдумывать ничего не надо, – отшутился папа. – Что испанские, что русские полные имена звучат вполне впечатляюще. Иностранцы всегда спотыкаются на наших отчествах, а уж выговорить какое-нибудь «Мстислав Всеволодович Крестовоздвиженский» можно лишь после основательной тренировки.

– Или, – добавила мама не без гордости, – Лаура Флорес Гарсиа де Пьедрабуэна Ортега.

– Так что можем смело лететь на Остедру вслед за доблестными баронами, – подытожил папа.

– А надолго они сюда? – спросила я, ведь и папа, и мама по долгу службы общались с Ризеншнайдерами по прибытии на Арпадан.

– Как получится, – ответил папа. – У барона-отца есть идея наладить сотрудничество с роботами Арепо. Но для этого нужно получить множество официальных согласовании с Комитетом по Искусственному разуму и Межгалактическим альянсом. Находясь на Остедре, сделать это нельзя, там нет никакой дальней связи.

– Мне он сказал, – добавила мама, – что планирует провести на Арпадане как минимум год. Или два. Ради сына. Он считает, что мальчику будет полезно поучиться в школе с другими детьми.

– Ага, социализация, – понимающе поддакнула я.

– У тебя-то с этим, как выяснилось, нет проблем, – кивнула мама.

– А у богатеньких аристократов есть!

– Не завидуй. Этот… как его… Карл-Макс не выбирал, кем родиться. И если он выжил во всех передрягах, значит, голова у него работает четко.

– Интересно, а где он выучился играть на скрипке?

– На чем? – удивились родители.

Я гордо выложила им всё, что успела узнать про эту диковину.

– Ну ничего себе! – изумился папа. – Неужели сейчас еще кто-то исполняет живую музыку?

В самом деле. Когда нам нужно, чтобы звучало что-нибудь подходящее – ритмичное для танцев и спорта, приятное для расслабления, веселенькое для бодрости, – мы просто нажимаем кнопку, клавишу или касаемся сенсора. И оно звучит само. Можно взять синтезатор и намикшировать собственный сэмпл. Любые звуки любых планет в любых сочетаниях. Классно ведь, да?

– Между прочим, твой прапрадедушка был скрипачом, – огорошил меня папа. – Профессия уже тогда становилась редкой, но еще воспроизводилась в специальных культурных зонах. Они так и назывались – консерватории, от слова «сохранять». Московская считалась одной из самых известных. И закрылась позже других.

– А как его звали?

– Михаил Зильберштерн.

– Тоже немец?

– Нет, еврей. Но это теперь совершенно неважно. Всё равно фамилия потерялась.

– Как это?

– У него была дочь, она вышла замуж и стала Зильбернштерн-Ненашевой, а внучка – просто Ненашевой, но и она сменила фамилию на Василеску… В общем, в итоге вышли Цветановы.

– Жаль. А то вышло бы не хуже чем у баронов: Юлия Лаура Антоновна Цветанова-Зильберштерн-Ненашева-Василеску-Флорес-Гарсиа! Ах да, еще Пьедрабуэна Ортега!

– На здоровье, если тебе так нравится. Называйся как хочешь. Только документы переделывать слишком хлопотно. И так на Земле ворчали насчет двойной фамилии. И имя пришлось официально оставить одно.

– Я всегда объясняю, что Юла – сокращение от «Юлия Лаура»! – похвасталась я.

Поговорить с юным бароном наедине у меня почему-то никак не получалось. Похоже, ему интереснее общаться с Фатимой, его одноклассницей. Ну да, она старше, и очень красивая, и здорово сечет в своей микробиологии, и вообще… Он даже не посмотрел на то, что мое полное имя в любом случае гораздо длиннее, чем Фатимино. Она ведь – просто Фатима Йылдыз-кызы.

Ну и ладно. Что мне, не с кем общаться?

На концерт я, конечно, пришла. Вся школа пришла, хотя посещение этого мероприятия не было обязательным. Барон Максимилиан Александр снял для сына актовый зал при Администрации Арпадана. Туда набилось много всяких народов, в том числе неземных. В центре выгородили площадочку, на ней располагался помост с синтезатором и немного места для выступающего. За синтезатор уселся сам Максимилиан Александр. А Карл-Макс встал рядом, поднял на плечо свою скрипку, взмахнул смычком и – раздались совершенно непривычные звуки.

Скрипка сначала играла вместе с синтезатором, который обволакивал ее мягкими волнами приятных созвучий. Все слушали, как завороженные.

«Мессиан», – объявил барон Максимилиан Александр, но я не поняла, что это значило. Название песни? Нет, кажется, имя автора, а песня называлась «Квартет на конец времени». Красиво, но непонятно. Про хронавтику в космосе, что ли? Путешествие через преодоление горизонта событий? Лингвочип подсказал, что квартет – это музыка для четырех, а тут играли двое. Но на разные голоса. Может, подразумевалось четвертое измерение?

Потом синтезатор замолк, и барон громко произнес: «Бах. Партита дэ-моль. Аллеманда. Чакона».

Линвочип мне быстренько перевел: «Ручей. Разделенная. Д-мягкое. Немецкая. Непонятное слово». Я осталась в полнейшем недоумении. При чем тут ручей? Какая разделенная немецкая и что за «дэ» мягкое?.. Остальные поняли, видимо, не больше моего.

Музыка оказалась интересной, но очень заковыристой. Типа учебника по астрофизике. Я включила фантазию и попыталась представить себе немецкую девушку, брошенную своим молодым человеком, сидящую у ручья и накручивающую себе эмоции по восходящей. «Дэ» мягкое – это, наверное, имя, вроде какой-нибудь Делии или Дианы. С сюжетом дело пошло получше, он вполне ложился на то, что я слышала. Музыка – душераздирающая. Хоть рыдай.

Я потихоньку посмотрела на тех, кто находился рядом. Некоторые удивленно следили за движениями скрипача. Другие скучали. Третьи пытались понять. Кто-то делал вид, что ему очень нравится.

Один человек начал двигаться.

Это был Вилли. Он пробирался из своего дальнего угла, куда, как обычно, забился первым, поближе к сцене. Его пытались ненавязчиво задержать, но он ни на кого не обращал внимания, потому что привык, что ему не мешают поступать, как ему нравится.

Возле сцены он остановился и застыл неподвижно. И стоял как вкопанный, пока длилась музыка. А когда она закончилась, мы увидели и услышали, как Вилли внятно произнес свое первое за два года слово: «Бах». И у него проступили слезы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.