Ирина Югансон - Иржик Рыболов или Рыцарь Серебряной пряжки

Вот он беззвучно вплывает в большую комнату, где от пола до потолка все стены сплошь заставлены книгами. Вот становится ярче и в его призрачном свете можно различить зыбкую, больше похожую на тень, чем на человека, фигуру. Длинный плащ словно соткан из чёрного тумана, капюшон так низко надвинут, что лицо невозможно разглядеть. Выпростанная из-под плаща рука с сухими и цепкими пальцами достаёт книги с полок одну за другой, одну за другой, быстро но тщательно пролистывает и ставит на место.

– И здесь ничего нет! Опять ничего нет!

Загоняя Иржика в постель, мать заранее пригрозила:

– Вздумаешь завтра опять сбежать на свою рыбалку, домой можешь не возвращаться . С утра пойдёшь со мной к пану Карелу, и никаких отговорок слышать не хочу, если ты ему понравишься, он возьмёт тебя в ученики.

– А если не понравлюсь?

– То пойдёшь в ученики к мусорщику.

– А если пан Карел мне не понравится?

– Пан Карел? Разве может пан Карел кому-то не понравится? Да добрее его человека во всём городе не сыщешь!

– Но я не хочу быть портным! Не хочу всю жизнь горбиться над чужими штанами!

– А чего ты хочешь? Скажи, есть ли хоть какое дело, которым ты хотел бы заняться? Молчишь? Перебирать да раздумывать и до седых волос можно. Нет уж, сыночек, потакать твоей лени я не собираюсь. Сам потом мне спасибо скажешь. Научишься шить жилеты да камзолы, никогда без куска хлеба не останешься.

Мать вышла, расстроенный Иржик подошёл к окну. Тоненький месяц серебрился в лёгких прозрачных облаках. Тихие звёзды мерцали в вышине. Спать совсем не хотелось. Тут он вспомнил о пойманном на удочку башмаке, из-за которого приятели уж точно теперь его задразнят, о пряжке, о странном незнакомце. Он вытащил из кармана грязную железку. Потом зажёг свечу, достал с полки тряпицу, капнул на неё масла, насыпал немного мелкого песка и стал оттирать грязь. Довольно скоро пряжка посветлела, в отчищенных местах проступило серебро и тонкой работы узор в виде листочков клевера.

Мальчик стал тереть ещё яростней, нет, теперь он не жалел, что не отдал свою добычу странному незнакомцу. Да пропади он вместе со своими талерами! Есть в этой вещице что-то таинственное, а таинственное, пока не вызнал, что за ним кроется, нельзя выпускать из рук. Иржик порылся в ящичке со своими сокровищами, достал кожаный шнурок и повесил пряжку на шею.

Из-за стены раздался голос матери:

– Что ты там свечу без дела жжёшь? А ну в постель, живо!

– Сейчас, ма! Уже сплю! – Ещё разок взглянул на пряжку, разделся, задул свечу и укрылся одеялом. Скоро он и в самом деле уснул.

И сквозь сон услышал, как далёкий девичий голос, нежный, словно хрустальный, зовёт его:

– Ир-ржик! Ир-ржик! Спаси меня Ир-ржик! Найди меня! Р-расколдуй!..

Не просыпаясь, Иржик прошептал:

– Кто ты?

И голос отозвался:

– Я Р-розамунда! Пр-ринцесса Р-розамунда! Спаси меня! Найди меня!

– Но где же мне тебя искать?

– Ищи, Ир-ржик! Ищи!

Голос слабел, отдаляясь, и наконец стих.

А в тёмном саду с наклонившейся над окном яблоневой ветки, тяжело взмахнув крыльями, взлетела большая синяя птица.

С утра пораньше пани Катаржина приодела сына понарядней, пригладила расчёской вихры и повела в мастерскую к пану Карелу. Мастерская была недалеко и время вроде бы раннее, но Иржика успели раза три окликнуть: «Эй, Рыболов, как дела?!» и он понял, что прозвище прилепилось к нему надолго, если не навсегда.

Странное впечатление на Иржика произвела портняжья мастерская – посреди большой комнаты стоял невысокий длинный стол, ещё два стола поменьше расположились вдоль стен, и на всех трёх, среди разноцветных лоскутов и обрезков, по-турецки скрестив ноги, сидели сам мастер Карел, два его подмастерья и пять учеников. Кто-то из них резал бледно-голубое сукно длинными острыми ножницами, кто-то, вооружившись иглой и ниткой, сшивал раскроенные куски, кто-то обмётывал петли. Сам Мастер скалывал какие-то детали булавками, при этом булавки он держал во рту. Работа кипела и у Мастера не сразу нашлось время взглянуть на вновь вошедших. Наконец он оторвался от дела, вытащил изо рта булавки и произнёс :

– А, пани Катаржина! День добрый! А это, значит, сынок Ваш, Иржик? Ну что, Иржик, хочешь портняжьему делу научиться?

– А чему тут учиться? – набычился Иржик. – Дело нехитрое – режь ножницами да сшивай иглой. Только на стол я не полезу.

– Что ж, тогда бери стул и садись рядышком. Нехитрое, говоришь, это дело?

Вы, пани Катаржина, не беспокойтесь, оставьте мальчика здесь. Думаю, такой самостоятельный молодой человек и сам вечером найдёт дорогу домой. Посмотрим, на что он способен, а там уж и с паном Якубом, коли доведётся, по рукам ударим.

Мальчики, проводите пани, мне слезть трудновато.

Ну, Иржик Рыболов, тебя ведь так зовут? – кто-то хрюкнул не сдержав смешка, и пан Карел, мгновенно достав из-за спины аршин, легонько «приласкал» нарушителя порядка, – иголку хоть раз в руках держал?

– Держал, – буркнул Иржик.

– Нитку вдеть сможешь?

– Кто ж её не вденет?

– Вот и чудненько! Сегодня всё твоё дело глядеть да на ус мотать. Да принести-подать, коли кому что понадобится. А понадобиться может многое – кому мел, кому утюг…

– Может я лучше откромсаю чего, или пришью?

– Так вот сразу откромсаешь да пришьёшь? Ну что ж… Ножницы я тебе пока не решусь доверить, а вот иголку с ниткой… Мальчики, покажите, как нитку вдевать.

– Велика премудрость! Что я, сам не сумею?

– Ну, сумеешь, так сумеешь. Помнится, где-то здесь лежал мой любимый отрезик… Пан Чеслав так и не удосужился за год хоть разок заглянуть на примерку.

– Он бы, может, и удосужился, да в долговую яму угодил.

– А вам, зубоскалам, что в том за радость? Ага, вот и он! – Пан Карел положил перед Иржиком два канареечно-жёлтых куска ткани. – Запоминай: это – полочка, это – спинка, это – лицо, это – изнанка. Не перепутаешь, разберёшься? Вот нитки, вот игла – дерзай!

– Напортачит! – не сдержался младший из подмастерьев.

– Напортачит – распорем.

Все отложили работу и мастеру пришлось прикрикнуть

– Ну-ка, оболтусы-обормоты-бездельники, за дело, вы сюда не в цирк пришли!

Иржик отмотал от катушки нитку подлиннее и, послюнив конец, вдел её в ушко иголки. Потом, вспомнив, что мать завязывала на конце узелок, покатал нитку в пальцах – получилось нечто вроде лохматого паучка.

Что там пан Карел показывал? Ага, вот это надо пришить к этому. Точно! – Иржик положил ткань на колени поудобней, ткнул иголку, чуть не взвыл от боли, но сдержался. Ничего, он справится, тоже мне – великое искусство! – Иголка вниз – иголка вверх, потянул, иголка вниз – иголка вверх, потянул, нырнула – вынырнула… Гляди-ка, дело пошло! Правда, швы ложились вкривь и вкось, нитка путалась, крутилась, вилась петлями, – ну да ничего, тут оборвём, там откусим и вперёд!