Ирина Югансон - Иржик Рыболов или Рыцарь Серебряной пряжки

– Ну что, юноша наш самостоятельный, поглядим, как твой шедевр поживает?

– Я только начал.

– Ничего, доброе начало полдела откачало. Давай-ка, давай сюда свою работу.

– Он с ней так сроднился, что оторвать от себя не в силах!

Иржик готов был сквозь землю провалиться. – Ну как? как он умудрился пришить эту тряпку к собственным штанам?!

Сдавленные смешки стихли под укоризненным взглядом пана Карела.

– Подумаешь, перестарался человек, с кем не бывает. Ну-ка, Франтишек, помоги, подпори шов.

Пухлощёкий Франтишек подкатился шариком и, чикнув маленькими ножничками, живо освободил Иржика от ткани и ткань от Иржика.

– Так-так-так, посмотрим, что у нас получилось… – Ага, плечо ты пришил к подолу. Горловину просто стянул ниткой. Крепко стянул, основательно. – А ведь прелестно получилось, и главное – оригинально!..

– А куда теперь пан Чеслав голову просунет?

– Ты уверен, что у пана Чеслава есть голова?

Теперь уже никто не в силах был сдержаться, и оглушительный хохот сотряс мастерскую. Иржик залился краской, буркнул что-то себе под нос и выскочил на улицу, хлопнув дверью.

Дома он на все расспросы матери отвечал одно:

– Нет, ма, ты как хочешь, а я туда никогда не вернусь!

– Что ж, значит завтра отведу тебя к пану ПЕтру. Пусть научит тебя горшки да миски обжигать. Хорошая посуда людям всегда нужна, без куска хлеба не останешься. А пока, раз уж ты дома, поможешь мне по хозяйству.

До позднего вечера в доме находилась работа – это вытри, то принеси, лестницу подержи, ложки оловянные мелом начисть, так что улизнуть к приятелям не удалось.

Похоже, мать здорово на него осерчала. А ночью Иржик всё не мог заснуть, он гладил маленькую серебряную пряжку и слышался ему нежный девичий голос:

– Спаси меня, Иржик! Спаси! Я принцесса Розамунда!

Мастерская пана ПЕтра стояла на низком берегу Свратки. Сразу за забором была выкопана глубокая яма, рядом валялись вёдра и корыта пустые и наполненные глиной, Чуть подальше вросли в землю тяжеленные кадки, где глина отмокала. И чуть не у самого порога в громадном корытище, держась друг за дружку, чтобы не проскользнуться, топтались, толкались и пинались два чумазых паренька. Оба по самые вихры были заляпаны глиной, сходство с поросятами, дорвавшимися до грязной лужи, было поразительным, разве что мальчишки не хрюкали от удовольствия.

В большой комнате красовалась печь, всюду на полках, на лавках и козлах сохли горшки, миски, кувшины, а на кривых табуретах сидели мастер Петр и его подмастерье и босыми ногами крутили гончарные круги. Мастер что-то мурлыкал себе под нос, ну точь-в-точь отец, когда работа ладилась, а подмастерье насвистывал не в лад.

Мастер и подмастерье поклонились в ответ на приветствие, но работу прерывать не стали.

Подбежал конопатый мальчишка, приволок чистый стул и усадил гостью.

– Ну что ж, пани Катаржина, коли лежит у Иржика душа к нашему делу, возьмусь обучать его ремеслу. – Что, парень, не против руки в грязи марать? Говорят, сам Господь такой работы не гнушался.

Тем временем, под руками самого пана Петра поднялась, закружилась высокая широкогорлая крынка. Полюбовавшись на неё с минутку, гончар прихлопнул глину ладонью, скатал в колобок, и, снова крутанув ногой щербатый круг, стал вытягивать стенки новой посудины.

– Что рот раскрыл, галчонок?

– Зачем Вы её так?.. Она была такая красивая!

– А будет ещё краше. – Глина как тесто, любит, чтобы её семь раз осадили да восемь вымесили.

– Но зачем?

– Затем, чтоб посуда вышла звонкая да крепкая.

Вы, пани, не бойтесь, оставьте своего паренька здесь на часок-другой, никто его не обидит.

Ну, а ежели выйдет из смотрин толк, пусть тогда пан Якуб приходит, пива бутылочку приносит, мы с ним по стаканчику светленького разопьём да по душам потолкуем. Зря только мальчонка сюда как в ратушу вырядился, вы ему рваньё какое поищите – у нас, у горшечников, куда ни кинь, всюду глина, ну как с глиной возиться, да рук не замарать?

Едва мать скрылась за дверью, Иржик подошёл поближе к гончарам.

– Ну что, интересно?

– Ничего. Смотрится.

– Да, рыбу ловить куда интереснее, – поддел, не удержавшись, весёлый подмастерье.

– Угомонись, Зденек, всё бы тебе языком молоть.

Вот что, приятель, месить глину тебе пока несподручно, вернее несподножно, за печью следить тоже рановато, что ж, садись рядом, смотри да примечай, как грязь из-под ног посудой становится.

– А чего смотреть, верти себе круг да посвистывай.

– Ну, коли ты и так всё знаешь… – мастер сбил глину в плоский ком и встал с табурета, – садись, дружок, покажи, как ты без науки всё умеешь.

– Тоже мне, наука! – упрямец разулся, взгромоздился на табурет и лихо крутанул гончарный круг. Круг заскрипел, завертелся и бурый ком шмякнулся парню на многострадальные штаны. Да, мать его точно сегодня не похвалит. Иржик отскрёб влажный блин и снова плюхнул на середину круга. Теперь он толкал колесо медленно и осторожно, левой рукой пытаясь придержать глину, чтоб не соскочила, а правой поднимать края. Увы, глина никак не хотела подниматься, снова сползала вниз, кривилась, кринилась. Наконец, с десятого раза, вышло нечто напоминающее кособокую миску.

Когда он оторвал глаза от работы, оказалось, вокруг столпилась вся мастерская – и пан Петр, и насмешник Зденек, и четверо чумазых мальчишек – все ждали, что дальше будет.

– Вот! – Иржик кивнул на корявый плод своих трудов.

– Для первого раза вполне сносно. Ну, хорошо, а дальше что ты собираешься с этой красотой делать? Тише, не подсказывайте, он ведь без всякой науки всё знает.

– А что делать? – Иржик чувствовал в этих словах какой-то подвох, но отступать не собирался. – В печь совать.

– В печь? Где пироги пекут?

– А вот в эту – наш герой кивнул на большое сооружение в центре комнаты.

– Ага, значит, открываем мы заслонку и суём миску внутрь?

– Ну, для начала, конечно, печь растопить надо, прокалить как следует..

– Замечательно! Ну вот мы растопили, прокалили… Что дальше?

– А что? – горшок на лопату и туда поглубже.

– На лопату, говоришь?.. Я бы, пожалуй, не поленился ради такого зрелища, растопил печку, да больно дров жалко, ну и рук своих тоже, ведь только печь раскалишь, как выстужать придётся да осколки прибирать, а то и трубу печную перекладывать – это уж смотря как бабахнет.

– Как это – «бабахнет»? Вы что, в глину порох подсыпаете?

– Порох? Да сырой горшок от печного жара не хуже твоего пороха рванёт! Вот будет салют в честь того, кто и без наук всё знает! Нет, Иржик, мы горшок твой, в печь ставить не рискнём, потому что прежде надо его хорошенечко высушить.

Никто над Иржиком не смеялся, хотя глаза у всех ехидно поблескивали. – Да не переживай ты, с кем поначалу промахов не бывает, мастером никто не рождается.