Елена Чутская - Легкими шагами

Новый друг появился кстати. Он заменил и детский сад, опустевший в летние месяцы, и Маху, которую мать отправила до осени в деревню к родне. Оставшись самой себе предоставленной, Лиза, к удивлению взрослых, проявила небывалую ответственность, и пока бабушка вела с отцом тихую борьбу, настаивая на побелке кухонного потолка, с утра до вечера упражнялась с куклой.

С виду ничего особенного не происходило. С куклами Лиза играла и раньше, прилежно одевала, кормила, в хорошую погоду выгуливала в песочнице, вечером укладывала спать. Куклы четко исполняли все требования, беспрекословно повиновались желанию хозяйки, хлопали жесткими ресницами, пухлыми ротиками улыбались в ответ. Вздумай хоть одна из них взбунтоваться, тут же получила бы строгий выговор, но гладкая пластмасса равнодушно мерцала розовым теплом штампованных лиц. Куклы быстро надоедали.

С Арлекином выходило все по-другому. Эти подвижные ручки и гибкие ножки составляли иллюзорную целостность живого существа, причем нижняя губа ходила ходуном, а черные пуговки мельтешили в стеклянных глазницах. Лизе приходилось постоянно приноравливаться к марионеточному настроению. Главенствовать в столь неравном дуэте не получалось. Кукла попалась ей такая капризная, что требовалась немалая сноровка в преодолении спорных моментов, когда Лиза ножку в ромбовом трико направляла вправо, а она, словно назло, ступала влево.

Они испытывали терпение друг друга. Когда путались нити, узелки выскакивали из прорези, а ручки выкручивались в ключицах, Лиза ненавидела куклу всем сердцем и всем сердцем жалела, чувствуя ту боль, которую сама же нечаянно порождала. Раскрасневшись от напряжения, она бормотала под нос безобидные ругательства, больше порицая свою неуклюжесть, чем проделки Арлекина. Если ссорились, то ненадолго. Мирились конфетами. Лиза съедала за двоих. В этом странном союзе ребенок мог бы главенствовать по праву превосходства, но Лиза всегда уступала по праву той святой дружбы, зародившейся в минуту знакомства, и уступчивость считала обоюдной. Спали они вместе под одним одеялом. Лиза на своей пуховой подушке, Арлекин на лиловой подушке-думке с бабушкиного кресла. Ворочаясь в тревожном сне, Лиза задевала куклу, и тогда в ночи тихо звенели бубенчики, навеивали покой, прогоняли страхи.

Образ незабвенной Махи тускнел день ото дня. В отличие от настоящей подруги поролоновый человечек вел себя достаточно скромно, ничего не требовал, отдавался девичьим рукам доверительно, возможно, в благодарность за бескорыстную дружбу. Когда же дурашливая улыбка начинала тяготить, Лиза подвешивала Арлекина за крючок на шкафчик, и старый недруг Cítrus médica Sarcodáctylis, заметно опережающий в росте, лишался очередной завязи.

Талант перевоплощения давался Лизе особенно легко. Подражание выходило естественно, непринужденно, с детской непосредственностью и даже наивностью. И тогда куклы с плюшевыми собачками согласно купленным билетам занимали места и в немом восторге исполняли роль зрителей. После спектакля звучали бурные овации, три раза неслось многоголосое «браво». Актеры выходили на поклон, непременно требовали автора, и он являлся перед публикой, благодарно принимал цветы.

– Что там за шум в детской? – спохватывался вечером Артем Сергеевич.

– Ничего, ничего, играет наша актриса, – успокаивала теща. – Лучше не мешай.

Арлекин сотворил невообразимое. Спустя неделю Лиза заговорила. Просто, без лишнего стеснения, ярким, насыщенным для пятилетки языком, будто изъяна никогда и не было. Слово «хочу» повторялось чаще всех.

– Бабушка, хочу компота! Папочка, хочу новые туфельки! Те, беленькие, красивые, но эти красненькие я тоже хочу!

Странное дело, волшебное слово работало безотказно. К нему полагалось «пожалуйста» с «большим спасибо», но вежливость звучала в интонации, и лишний раз подтверждать ее словами Лиза порой забывала. Зато целовала бабушкины щечки, ручки и смеялась от восторга. Смеху вторили бубенцы.

Трудно было устоять перед соблазном и не заглянуть в детскую, когда там творилось светопреставление. Один раз Артем Сергеевич заглянул и пришел в неописуемый восторг. Его идея посадить вместо плюшевых зрителей настоящих так соблазнительно предстала перед Лизой, что в тот же вечер она загорелась взаправдашним спектаклем с распределением ролей, театральной занавесью и большой афишей на целый лист ватмана. С нее и начали. Лист разрисовали вдоль и поперек, повесили в прихожей на шкаф, из фантиков нарезали билеты. Роли Лиза сочиняла сама, в репетициях рождались идеи порой наивные, но трогательные, только успевали записывать.

Дату появления в доме Арлекина Артем Сергеевич обвел на календаре красным цветом. Случилось это 12 июля. Дня ждали пять лет, уже не надеялись, но чудо свершилось. День совпал с праздником Святых апостолов Павла и Петра, и только Мария Васильевна, увидав в нем промысел божий, не поленилась, съездила в Екатерининский собор и в благодарность небожителям поставила свечу, за Лизушкино здравие заказала молитву…

До конца отпуска Артема Сергеевича оставалось три дня. Кухня сияла новой побелкой, немного пахло глянцевой краской, в чистом окне играли солнечные зайчики, а над раковиной важно изгибался мельхиоровый кран – отцовская гордость – в тотальном дефиците доставленный по знакомству из далекого города Прага. На подоконнике колосилась тещина герань. Со дня на день ждали возвращения Юленьки. Командировка ее подходила к концу. Все семейство в легком волнении наносило последние штрихи генеральной уборки в ожидании оценки свершений: Артем Сергеевич – в безупречности выкрашенной поверхности, Мария Васильевна – в удачно подобранной цветовой гамме новых занавесей, а Лиза ждала мать с уверенностью, что на сей раз в соревновании с Cítrus médica Sarcodáctylis она одержит победу. К появлению главнокомандующего все фронты находились в полной боевой готовности, даже расчистили чулан от ненужного хлама, сдали макулатуру, заодно и бутылки из-под любимого боржоми.

В тот день, когда к премьере все было готово: разучены роли, из старой занавеси пошита занавесь театральная, а большая афиша из-за частого открывания дверцы шкафа успела поистрепаться, – в дверь позвонили. Лиза на каких-то полчаса дома оказалась одна. Бабушка вышла в магазин за хлебом, отца еще утром вызвали на кафедру. Дверь Лиза открыла.

Незнакомая женщина в цветастой юбке миролюбиво протягивала барбариску, и Лиза ничего странного, кроме полноватой груди в обтягивающей футболке местами мокрой, словно после проливного дождя, в тетке не заметила. От нее шел тяжелый запах пота, но незнакомка благоразумно стояла на расстоянии, устало облокотившись о стену, скомканным платком собирала со лба крупные капли.