Мария Кабанова - Пухи!

– Родина, может, и в безопасности, а я есть хочу! Была бы у меня мама, она бы мне пупыршонный тортик испекла. Был бы у меня папа, он бы всё починил! – сам себе возразил Василёк.

«Чушь! От родителей одни хлопоты! Воспитывать их нужно с утра до вечера, а они, бывает, капризничают и не слушаются. А ещё им нужны любовь, внимание и ласка. Держать дома даже одного родителя – большая ответственность! Тебе повезло, что у тебя их нет!»

– Ничего ты не понимаешь! – вздохнул Василёк. – Если бы у меня были родители, мне было бы с кем сейчас поговорить!

«Тебе и так есть с кем поговорить! – обиделся внутренний голос. – Ты можешь поговорить с собой. Ты один из самых интересных пухов, которых я знаю!»

«Мои родители были ещё интересней!» – подумал Василёк.

«Да ты же их даже не помнишь! – спорил внутренний голос. – Может, они были страшно занудные и безумно скучные, как… ну как твой ученик – Бурьян!»

Своих родителей Василёк действительно не помнил. Они погибли, когда ему было всего две щекотки*.

* Возраст пухи измеряют в щекотках, потому что в день рождения у них принято щекотать именинника, да притом щекочут его все гости одновременно. Сразу всем весело становится. Однако уже знакомый нам пух Бурьян Подорожный известен тем, что страшно боится щекотки. Поэтому свои дни рождения он не празднует совсем.

Когда Василёк был малышом, крюки изобрели противопухи – этакие противогазы, фильтрующие мечты. И как только изобрели, сразу надели их и напали на пухов. Правда, даже с такой защитой крюки выдержали в Пухляндии недолго – ровно пятнадцать минут, или девятьсот щелчков. Но этого было достаточно, чтобы устроить жуткий кавардак: вырвать с корнем тридцать розовых кустов, объесть семнадцать пупыршонных деревьев, написать неприличное слово на шести заборах и пронзить острыми крючковатыми когтями двух отважных пухов, сумевших дать им отпор. Этими героями были родители Василька.

Может, вас и рассмешило моё описание пухокрюковой битвы, но весёлого тут мало, потому что мамы и папы у Василька не стало. В столице Пухляндии, Пушистикограде, им поставили памятник из мраморного и золотого шоколада, а на уроках пуховой истории все узнают об их подвиге. Но Васильку от этого не легче. С двух щекоток он жил один.

Потеряв родителей, Василёк дал себе слово, что больше никогда не позволит крюкам ворваться в его родной город. Он приучил себя очень много мечтать, как бы тяжело ему ни жилось. Он даже изобрёл методику мечтания при плохом настроении – «сто два способа считать ворон, когда на душе скребут кошки». Василёк также открыл закон взаимосвязи мечтания и хулиганства: «Чтобы много мечтать, нужно уметь хулиганить, потому что хулиганство развивает воображение и поднимает настроение». В шесть с половиной щекоток он написал об этом научный трактат, а в восемь с четвертью выпустил свой первый учебник: «Доброе хулиганство, или Зарядка для мечтателя». Одним словом, в свои неполные десять щекоток он уже многого достиг и сделал головокружительную карьеру.

– Кому нужна карьера, когда нет семьи? Кому нужен успех, когда не с кем его разделить? – уныло пробурчал Василёк, словно знал, о чём я тут пишу.

И, прежде чем его внутренний голос успел ему возразить, он вдруг всё решил. Нужно найти приёмных родителей. И не каких-то, а самых лучших. Самых интересных! Самых весёлых! Идеальных! Ещё лучше, чем в его мечтах!

Окрылённый этой идеей, Василёк побыстрее лёг спать, чтобы увидеть как можно больше снов. Но снились ему той ночью исключительно пупыршоны. Очень уж хотелось есть.

Василёк проснулся рано, умылся и сделал зарядку. Он хоть и жил без родителей, но соблюдал режим, любил спорт и хулиганил только по расписанию.

Причесав хвост и пригладив ушки, старший преподаватель направился в школу, прямо в кабинет директора.

– К вам можно? – спросил он, просунув мордочку в дверь.

– Без стука – ни в коем случае! – воскликнула директриса, надевая очки. Она носила их только для солидности.

Василёк учтиво постучался.

– А теперь?

– И теперь нельзя! Вы не видите, что я крайне занята? – возмутилась директриса, выезжая из-за стола на трёхколёсном велосипеде.

Она обожала кататься по кабинету ещё и на самокате, а иногда – в коляске. Это простительно, ведь ей было всего семь щекоток. Если вам кажется это странным, поспешу вас разубедить. Семь – отличный возраст для директора школы, где обучают общему хулиганству и практическому мечтанию.

– Что вы крайне заняты – я вижу, – вежливо проговорил Василёк, – только вот совсем не вижу, чем!

– Я совершаю велопрогулку и думаю о всяких важностях!

– А когда вы освободитесь?

– Нескоро! В двенадцать у меня совещание в цирке, в два педсовет в зоопарке, а с трёх до шести я обычно мечтаю на благо отечества! Сегодня я собираюсь помечтать о полёте на другую планету, так что нужно ещё заскочить в библиотеку и почитать о том, что там на других планетах бывает.

– На других планетах ничего нет, насколько нашей науке известно, – осторожно сообщил директрисе Василёк.

– В таком случае я помечтаю о том, чтобы там что-нибудь нашлось! Например, гигантская шоколадная конфета весом в сто мамонтов* ! Спасибо за подсказку!

* Мамонт – единица массы в Пухляндии, равная десяти тоннам. Один настоящий мамонт как раз столько и весит. Пухи знают это точно – у них мамонты пока не вымерли.

– Не благодарите, – пожал хвостом Василёк. – Лучше уделите мне один кувырок*!

* Кувырок — единица измерения времени в Пухляндии, равная шестидесяти щелчкам.

– Кувырок не могу, а щелчок – пожалуйста! – смягчилась директриса. Она подъехала к Васильку и указала ему на багажник:

– Присаживайтесь.

– Боюсь, щелчка мне не хватит, чтобы уволиться.

Директриса удивлённо мотнула головой так, что очки у неё соскочили на пол (это не страшно, стёкол в них всё равно не было).

– Но вы же наш лучший преподаватель по хулиганству и мечтанию! А это самые важные предметы в школе! Нет, вы не можете уволиться. Я вам это запрещаю. Я вас с этого велосипеда никуда не отпущу, пока не передумаете.

– Я ни за что не передумаю! – упрямо воскликнул Василёк.

– А я так долго могу кататься! Никуда вы не денетесь, – пригрозила ему директриса и высунула язык.

У пухов, как и у людей, не очень-то прилично показывать язык, особенно директорам. Однако Василёк не обиделся. В конце концов, директриса была младше его на целых две с половиной щекотки. Он прекрасно помнил, как сам любил дразниться в её возрасте.

– Я уволюсь не навсегда, а всего на пару вечностей * ! – робко объяснил он. – Мне это необходимо, чтобы съездить в Пушистикоград и найти себе приёмных родителей.