Владимир Радимиров - Сын Ра. Волшебный эпос

И приехали братья наконец в такущую дикущую тмутаракань, что ни вздумать, ни взгадать, а только языком рассказать. Ни дорог, в общем, ни пути – трудно ехать да идти. Но надо! Глядят окрест братья, а по сторонам горы высоченные взгромождаются, невиданные животные средь чащоб шарятся, чудные птицы в небесах парят, да огненные глаза из дебрей горят… А вдобавок к этому странный зеленоватый туман вдруг на землю пал. Тут любой бы заплутал, только Праведов клубочек и в темноте светится: по камням подпрыгивает, ухабы да рытвины перепрыгивает, за собою ватагу зовёт – такой-то не подведёт!

Ехали они так, ехали, не одну пропасть объехали, да уж хотели было остановиться, но вдруг туман стал расходиться, а потом зарево огненное впереди показалось, и жаром на них пахнуло – словно бы из самого ада дохнуло. Проехали они ещё чуток, вперёд глянули – мать честная! – по равнине огненная течёт река, и раскалённые её волны в берег каменный так и плещут да зловещими бликами окрест блещут. А через реку мост навроде как железный перекинут на ту сторону, да вот только проехать по нему невозможно – зажариться можно. От пламени речного он аж добела раскалился. И как в таком случае им поступить?

А клубочек вдруг заторопился, с удвоенной прытью к мосту устремился, подкатывается к нему резво – прыг-скок на раскалённую поверхность, да с глаз долой и исчез. Видать, сгорел, волшебный пострел.

– Ну чё, вроде приехали… – Яваха себе маклыгу чешет. – Провожатого более у нас нету.

Братья на то головами лишь закивали, а о впечатлениях своих промолчали.

– Эка же ты уродина, река Смородина! – воскликнул Яваха в досаде, на пламень глядя.

Да-а-а. Не стали братья ехать далее – чего-то не схотели. Да и кони под ними всхрапели и пенными губами удила закусили, таким манером осадить всадников попросили. Поозиралися путешественники по окрестностям, глядь – домик невеликий стоит недалече. С виду дом вроде как дом: стены у него из камней сложены, крутая крыша черепицей покрыта, а дверь – вовнутрь открыта. Подъехали они к домику, с коней сходят, внутрь заходят, опять глядь – никого не видать. Вышли из, хозяев позвали, посвистом посвистали, а ни гу-гу, будто кинули дом обитатели на пользу врагу. Что ж, порешили брательники на постой тут остановиться, передохнуть слегка, а уж после того гомониться да чё далее делать, решать. И то верно: путь-то нелёгким доселе был – коням ноги он поубил.

– Авось пламя и поуляжется, – говорит братанам Яван. – Тогда, может статься, по мосту и удастся нам пробраться… Только вот чего: надо нам сторожа возле него поставить, а то неровён час – вдруг да с той стороны на нашу сторонку неприятель поедет да на спящих на нас и наедет! Не к лицу богатырям себя подставлять, так что часового по очереди будем выставлять.

Гордяй тут сторожить мост и взялся. Первым, говорит, отстою и потом спать завалюсь. Прихватил он меч вострый и отправился, зевая, на часах стоять, а Яван со Смиряем в хатке на ночлег остались.

Стал царевич от моста подале на горке, постоял-постоял и вдруг наблюдает, что пламя и впрямь затихает. Ага! Затихает-затихает, а тут и совсем затихло. Потекла в реке водица на вид обыкновенная, только тёмная в ночной мгле. И мост потемнел, остывать быстро стал. А тут и месяц полный из-за тучи показался. «Как мост остынет совсем, то братьёв разбужу, да и поедем!» – думает Гордяй радостно.

Присел он покамест на камешек переждать, а тут вдруг ворона невдалеке как каркнет. Оборотился туда Гордяй, смотрит удивлённо – старушка перед ним стоит сгорбленная. Сама старая-престарая, волосы у неё седые, глазки маленькие, колючие, а нос-то огромный да загнутый вниз крючком. Гордяя от страха аж передёрнуло.

– Чур меня, чур! – от старухи он отшатнулся. – Изыди, страшилина, с глаз моих! Уйди!

– Здравствуй, сокол ясный, Гордяй-царевич! – говорит ему ведьма весьма приветливо. – Небось притомился в дороге, молодец удалой?

Гордяй на это сглотнул, но ни слова выдавить из себя был не в силах.

– Ну да ничего, это дело поправимое. – ведьма ему говорит. – Не желаешь ли, красавец, силушку восстановить – моей чудо-бурды испробовать-испить?

– Это что ещё за диво такое? – царевича удивление тут взяло. – У нас дома квас да отвар потребляют, а никакой бурды отродясь не пивали – и слыхом о ней не слыхивали, и в глаза не видали!

– Эх-хе-хе, темнота! А ещё царевичем называется! – карга старая над Гордяем издевается. – На-ка вон, выпей! Отведаешь, не пожалеешь, враз поумнеешь: так заберёт, что не отпустит, горе-нужду в твою голову не пустит!

И протягивает ему бутыль немалую.

Тот её взял, вытащил затычку зубами да и хлебанул с горла́ бурды этой самой. И – у-у-у! – понравилась она сразу ему, вот он всю бутыль с устатку и вылакал. А как опорожнил посудину до дна, так в головушке у него зашумело, на душе зазверело, дурным голосом он заревел и позабыл обо всём на свете: напился, зараза, пьян, завалился, подлец, в бурьян, да и заснул себе точно мертвяк – только храп на всю округу раскатился.

А Явану отчего-то не спится. Смиряй, тот сразу заснул, а Ванюха и так и эдак с боку на бок поворачивается – ну ни в какую! Порешил он тогда встать, прогуляться малость по окрестностям да к реке сходить посмотреть, а то чегой-то вдруг стало тихо – не случилося б какого лиха. Взял палицу – и вон. Наружу выходит, глядь – а река-то погасла, можно вроде ехать…

Только Гордяй-то где? Поискал его везде Ваня и нашёл-таки, а тот, паразит, спит, и дрянью от него разит. Попробовал его Ванька разбудить, да куда там – легче, наверное, чурбан деревянный оживить было бы, чем истукана этого ужратого в чувство привести.

Плюнул Яваха в сердцах, смотрит – а мост-то остыл уже вовсе, путь на тот берег готовый. И вдруг слышит он – не то грохот, не то гром – с той сторонушки лязг какой-то странный раздаётся, и топот тяжёлый приближается, да пылища в придачу вздымается. Что там, смекает, за ерунда грядёт такая?.. И видит тут Ваня – подъезжает к мосту через реку страшный человек: едет на огромном чёрном коне чудо-великан! Детина был он рослый, сажени в полторы высотою, весь сплошь в броню сверкающую закованный, а рядом с его конём пёс, тоже чёрный, трусцою бежал, да чёрный же коршун над главою круги наматывал.

Ступил конь огромный на мост да и споткнулся, так что всадник в седле покачнулся. Коршун же хищный над ним встрепенулся, а пёс косматый чуть с ума не сошёл – лаем грозным весь изошёл.

– Ты чего, фарш колбасный, спотыкаешься? – взгремел великан, коня плетью охаживая. – Может, противничка мне учуял, волчья ты сыть? Так где ж ему здесь быть! Один лишь Явашка Коровяшка мог бы со мной потягаться, да не место ему тут шляться! Пускай ещё подрастёт да молочка пососёт, а то озлюсь, наеду и дале поеду!