Клэр Твин - Лунный шторм

Я злюсь. В гневе потому, что у меня нет времени подготовиться к ненавистному разговору, нет возможности собрать мысли в одно целое, после чего спокойно разложить по пыльным полочкам. И что теперь делать? Как себя вести? Казалось бы, родной человек, но мы умудрились так отдалиться друг от друга, что сердце противно скулит.

Первая из кухни выбежала мама. Она вытирает мокрые руки о новогоднее полотенце и нервно улыбается, видимо, за долю секунды прочитав мое недовольство на лице. Её челка поднята вверх шпилькой, из-за чего заметны подкрашенные брови, а широкие губы поджаты.

– Ты разве не за игрушками выходила? – разглядывая мои пустые руки, удивилась мама.

Снимая неуклюже обувь и устало выдыхаю, бросив ключи от входных дверь на тумбочку; туда же отправился худой пакет с маленьким презентом.

– По дороге на одного Северного оленя наткнулась, долгая история, – отшучиваюсь, устало ковыляя к дивану.

Всё-таки наш диван обладает волшебным свойством – только на него плюхнешься, и все, перерождаешься подобно фениксу.

Расслабив все тело, отбрасываю голову назад, наблюдая за «перевёрнутой вверх дном» мамой.

– Тогда наряжаешь ель прошлогодними украшениями, – хмыкает она, желая что-то добавить, однако эту возможность у неё нагло отбирает пожилая дама, которая, дружелюбно улыбаясь, появляется за её спиной.

Честное слово, я в эту секунду чуть с мебели не грохнулась, затаив вмиг сбивчивое дыхание. В груди все похолодело, в глотке образовался невидимый барьер, по вине которого дышать стало в разы сложнее. Становлюсь во весь рост и без эмоциональным ликом испепеляю старушку блестящими от неясно чего глазами. Благо это не слёзы.

Ух ты… Она очень изменилась, в отличие от мамы. Резко постарела.

Во-первых, она постригла волосы под «каре» и перекрасила их в коричневый… нет, даже не так. Цвет отдавался бронзой, но корни на голове все равно оставались седыми. Видимо, пора повторить процедуры окрашивания. Морщины на её худом лице стали больше и глубже, а когда та улыбается, вокруг рта образуются линии. Глаза казались голыми. Имею ввиду, что бабушка лишилась практически всех ресниц, поэтому на меня уставились два серых шара.

Паника застигла меня врасплох, собственно, как и бабуля. Словарный запас покинул меня в одночасье, поэтому я сильно надеялась на благоразумие женщины, и та начнёт разговор первой. Слава богу, так и получилось.

– Привет, Рэйчел, – человек, с которым мы долго не виделись, рванула с места и припала ко мне, руками обнимаю спину.

Она так внезапно приблизилась и прижалась всем весом, что я чуть было не потеряла равновесия, округлив голубые глаза до невозможности. Эм, неужели только моя душа ощущает эту неловкость, недосказанность и осадок под ногами? Словно стаю в болотной жиже…

Фрейя ещё немного позволяет себе вдыхать аромат моих ягодных духов, после отходит в сторонку и просит меня сесть рядом с ней. Мама незаметно для бабушки подмигивает мне, мол, удачи, сразу спрятавшись на кухне, где уже гремела посуда. Обречённый вздох. Сейчас мы повеселимся, главное, чтобы это веселье не закончилось новым скандалом. Впрочем, у меня нет никакого желания усугублять положение ещё в более худшую сторону, потому как история, произошедшая два года назад, осталась в прошлом. Сегодня или завтра, но я должна была простить бабушку. К тому же, как бы не хотелось этого признавать, она в каком-то смысле оказалась права… Эрик оказался ненадёжным человеком.

– Тебе так идёт этот цвет волос, – щупая пальцами одну прядь, восхваляет мое решение измениться женщина.

Терзая ткань своей кофты, я натянуто улыбаюсь одним уголком рта.

– Тебе тоже, – в ответ сделала комплимент.

Фрейя хмыкнула тихонько и бросила потухший взор на свои руки. Кошмар. Те тоже исхудали и побледнели, позволяя голубым венам бросаться в глаза. Такое ощущение, словно под кожей ничего нет, кроме сосудов. Что это с ней? Зная темперамент и характер бабушки, я очень удивлена последним изменениям. Она любит себя и балует, обращая внимание на свой внешний вид. Чтоб вы понимали, бабуля скорее без ноги останется, чем выйдет в общество с грязной обувью. А тут ни макияжа, как раньше, кожа сухая и бледная, да и стиль одежды… Где шубы? Где её кружевные рубашки и шёлковые шарфы? Какого черта Фрейя сидит передо мной в вязаном свитере и чёрной юбке чуть ниже колен. Меня это беспокоит.

Замявшись, бабушка переводит дыхание и, кажется, закончив внутреннюю борьбу, устремляет на меня свои серые печальные глаза. Я сглотнула.

– Мне стыдно перед тобой, – произносит она тихо, я не перебиваю, – ты у меня большая девочка, а я этого не понимала или не хотела понимать. Думала, что знаю многое, хотела направить и дать тебе все только самое лучшее. Я боялась, Рэйчел, что ты повторишь судьбу своей матери…

Прожевав данное заявление будто резину, я хмурю брови и пытаюсь не принимать слова близко к сердцу. Какое же дерьмо. История мамы и папы – это чертов материал для сопливого романа без привычного для всех хэппи-энда. Тот же «Дневник памяти» или «Спеши любить» Спаркса для меня фигня полная, потому что история моих родителей реально затрагивает меня и проходит через легкие в сердце, оттуда в гортань и обратно в легкие. Целое путешествие.

– Надеюсь, ты простишь свою дотошную бабушку, м? Обещаю, я больше не стану вмешиваться в твои отношения с мальчиками, – твёрдо клянётся старушка, взяв мою холодную от мороза ладонь в свою. – Я скучала по тебе, милая. Мне очень жаль, что нам пришлось столько времени на разговаривать друг с другом. Я прекрасно знаю о своих недочетах и, правда, хочу стать для тебя достойной бабушкой…

Долго смотрю на неё, впитывая и сохраняя то тепло, которое дарят её руки. Господи! Я дала себе слово, что не стану жить прошлым, а раз так, то и бабушку сумею простить. Хоть и по её вине я пропустила свадьбу отца, поругалась с ним, даже не попрощавшись перед их с Изабель медовым месяцем… Ладно, Рэй, прекрати ворошить осиный улей, а то добром это не кончится. Просто плыви по течению.

– Хорошо, бабуль, я тебя прощаю. Но есть одно условие, – сказала я, выставив указательный палец.

Старушкины безжизненные глаза вмиг засияли и наполнились красками, а сама она будто расцвела. Неужели это моя обида так изувечила её?

– Проси все, что хочешь! Поездка в Париж? Собственная машина? Новый телефон? Все оплачу, – осыпала предложениями та, и я, неловко подбросив брови ко лбу, улыбаюсь.

Мда, кое-что все же осталось прежним.

– Покой. Больше никогда не тыкай мамино лицо в её с папой прошлое, ладно? Ты делаешь ей больно.

Выражение лица женщина вмиг переменилось на недоуменный, на впалых щеках выступил стыдливый румянец, а рука её перестала гладить мою.