Клэр Твин - Лунный шторм

Чего? Она правда не замечала за собой эту привычку? Да вы шутите!

– Конечно, – тонкими губами улыбнулась Фрейя, и я удовлетворенно ей кивнула.

Похоже, моя жизнь начала налаживаться, а это радует меня больше всего. Старые раны затягиваются, когда ошибки прошлого смывает волна времени.

Следующие часы мы все вместе пекли шоколадные кексы и печенья, и я будто только сейчас поняла, что безумно скучала по дому…

Сочельник мы с мамой провели в двух местах. Днём нас в гости пригласила к себе бабушка, а вечером мы должны были заглянуть к папе с Изабелле, которая твёрдо настаивала на встрече со мной.

Посидев у бабушки два с лишним часа, я успела впасть в апатию и соскучиться по сумасшедшей Ханне Фрейзер, которая сейчас, возможно, борется с похмельем. Она любит злоупотребить алкоголем, но если кто-нибудь ненароком и на свою беду назовёт подругу «алкоголичкой», Ханна всего-то выбьет тому зубы. Почему? Просто её отчим страдал алкогольной зависимостью, всячески издеваясь над матерью Ханны, поэтому подобные сравнения унижают и разрушают девушку. К счастью, пьяница покинул их семью, и мисс Фрейзер теперь встречается с порядочным человеком.

Северный ветер гонял снежинки из стороны в сторону, будто в вальсе, а те податливо кружились, ложась на лобовое стекло машины и всенепременно таяли. Дворники помогали таксисту лучше разглядеть заснеженную дорогу; я заволновалась, что ночью начнётся пурга.

Через двадцать с лишним минут мы все же добираемся до нашего старого дома, который уже как много лет считается чужим. Белый забор постарел, но видно, что отец периодически подкрашивает его. На острых зубчиках шапочки снега, двор укутан в белоснежную одежду. Пока мама расплачивалась с таксистом, я оглядывала дом стеклянными от холода глазами – мороз до костей пробивал. А вы думали слёзы появились из-за воспоминаний? Да бросьте, это уже не смешно. Кончились времена, когда ранимая Рэйчел плакала по любому поводу. По крайней мере, я хочу так думать.

– О, смотри как они украсили крыльцо, – поравнялась со мной мама, придерживая в руках поднос с пирогом, укрытым кухонным полотенцем. Однако аромат бананов и яблок в карамели умудрялся просачиваться сквозь тряпьё.

Обратив внимание в сторону, куда указала кивком женщина, замечаю у порога улыбающегося Санта Клауса и гирлянды над дверным проёмом. По традиции, как и в каждом доме, на двери висит рождественский венок, но не абы какой. Это… Я узнала его, отчего мои глаза удивленно округлились, а сердце ощутило тепло, словно его окунули в растопленный шоколад. Этот венок сделан моими ручонками много лет назад: тогда я сидела за школьной партой. Кажется, начальная школа последний класс? Да не суть, дело в другом. Где они его раскопали?

– Удивлена? – хмыкнула мама, заметив мое растерянное выражение лица.

– Откуда оно здесь? – шагая в такт маминым шагам, жадно оглядываю старые розовые бантики на искусственных еловых ветках, почти лишившихся иголок.

Сейчас эта побрякушка выглядит менее презентабельно, но поверьте мне на слово, раньше я гордилась проделанной работой.

– Изабелла отыскала на чердаке. В коробке со старыми гирляндами, – объяснила та, нажав на дверной звонок.

Невнятно мычу «понятно», не отрывая зорких глаз с розовых бантиков. Если присмотреться, можно разглядеть коричневые пятна, въевшиеся в шёлковую ткань и мелкие дырочки. Моль, кажись, была либо не очень голодна, либо «обед» оказался не вкусным. Я вдруг почему-то захотела стоять здесь, на крыльце, долго, хоть до самого утра. Просто стоять и молчать. У вас бывает такое? Вы просто зависаете, погружаясь головой в собственные мысли, даже забывая моргать, порой дышать… Точно вашу жизнь поставили на паузу? Нет? Что же, именно такую паузу переживала сейчас я, однако, как только входная дверь отворилась, и на мое застывшее угрюмое лико упала тень, я ловко пришла в себя и широко улыбнулась.

Изабелла радостно ахнула.

– С наступающими праздниками, – по-доброму пропела мама, подпрыгивая на месте, из-за чего я странно на неё покосилась.

– Взаимно! Спасибо большое, что пришли, – обнимая нас и одновременно пропуская в дом, приветствует Изабелла.

Либо я пошла в рост или это она стала ещё меньше, но теперь мне приходится смотреть на японку, понурив голову. Её волосы до плеч собраны в аккуратный низкий хвост. Сама хозяйка дома заметно поправилась, как говорится, наела миленькие щечки и стала свежее? Да, семейная жизнь на неё замечательно повлияла.

– Проходите, пожалуйста, мои родители и Джордж в гостиной, – улыбается хозяйка, скрываясь с пирогом на кухне.

Как и следует, мама знакомится с почетными гостями, желает счастливого Рождества, после чего вызывается помочь подруге с блюдами.

Родители Изабеллы оказались своеобразными… Жену звали Хидеко. Дочь явно пошла в мать: такой же маленький рост, узкий разрез глаз и розовые губы. У старушки гладкое лицо, щеки цвета персика. Пряди чёрные, собраны в пучок на макушке, а одета дама в праздничное кимоно с красными цветами. Муж, господин Акихоро Танака, выглядит строгим, властным и благоразумным человеком. Он сидит в кресле, как самый старший и уважаемый гость, положив морщинистые руки на колени. Его борода и усы коротко подстрижены и аккуратно уложены, как и стрижка без челки на голове. Брови пушистые и густые приспущены к переносице. Смотришь на него и переносишься в древнюю Японию, на собственную казнь, а сверху, сидя на троне, ядовито уставился на расправу император. Аж мурашки по телу пробежали.

– Значит, это твоя дочь от первой жены? – рассуждает вслух господин Танака, оглядывая меня прищуренными чёрными глазами.

Неприятно. У него сильная аура, сразу видно, что душа у старика железная или даже чугунная. Ещё и этот взор.

Я сижу на диване одна, напротив парочки, а папа сбоку. Сейчас сквозь землю провалюсь от такого напора, серьезно…

– Да, – мягко улыбнувшись, коротко ответил тот.

У папы такой необычный тон голоса, а ещё уши покраснели. Я сдержала усмешку, осознав, что папа нервничает.

– У неё красивая белоснежная кожа и прекрасные большие небесные глаза. Есть японское поверье, что если у человека большие глаза, значит он видел много зла в прошлой жизни, – с заметным акцентом произнесла госпожа.

На сей раз усмешку сдержать мне не удалось, ибо в голове пробежала мысль, что и в этой жизни я повидала дерьма не меньше. Какая ирония…

– Рэйчел учится на журналиста, – сменил тему папа, гордо посмотрев на меня.

– Тебе нравится эта профессия? – поинтересовался старик, чавкнув.

– Думаю, да, – протянула я, выпрямив спину, когда господин Танака стрельнул глазами.

– Очень важно заниматься любимым делом, ибо это есть вся твоя жизнь. Наша Аяка посвятила себя книгам, а они привели её в этот город. Кто знает, как сложилась бы её жизнь, если бы она стала хирургом, как хотел мой покойный отец, – глядя на потолок, пофилософствовал мужчина.