Клэр Твин - Лунный шторм

– Хорошо. Здесь самообслуживание, поэтому давайте я схожу и закажу, а кто-то другой все это принесёт, окей? – дипломатично закивала брюнетка, уточнив у каждого о его предпочтениях.

Выслушав и перепроверив, она, опираясь руками о бортик столика, отодвигает стул и спрыгивает на кафель, виляя бёдрами, направляется к барной стойке.

– Ненавижу черничный кекс, – сложив руки на груди, заявляет как должное Никсон.

Его острый подбородок высокомерно приподнялся, словно этим действием парень пытается меня в землю вдолбить. Какой проныра. Полагаю, шатен страдает комплексом неполноценности, поскольку иначе объяснять его поведение невозможно. Или ему просто-напросто нравится бесить меня.

– Есть его будешь не ты, – напоминает, устало вздыхая, Айзек, поглядев на меня. – Вы в одной школе учились? – намекает на блондинку, поправляющую короткие пряди за проколотые уши.

– Ага. Мы с детства дружим, – предаваясь воспоминаниям, отвечаю я, улыбнувшись подруге.

Она подтвердительно кивнула, поёрзав на одном месте.

– А где учишься ты? – смерив глазами скучающего Никсона, вздохнула Фишер.

Вот и мне интересно. Никогда раньше не встречала его на улицах Митсент-Сити. И даже на городских межшкольных спортивных играх. Возможно, просто не обращала внимания, кто знает? Однако вскоре шатен развивает мои сомнения, нехотя открываясь двум малознакомым девушкам.

– Закончил школу я в Германии, а сейчас помогаю отцу с фирмой.

– То есть, нигде не учишься? – уточнила я.

Шатен наладил зрительный контакт со мной и чавкнул.

– Я занимаюсь на дому. Финансы. Чтобы поддержать бизнес отца. Довольна ответом?

– Вполне, – специально широко улыбаюсь я, сверкнув голубыми глазами, смутив, надувшего щеки, Никсона.

– Ты выглядишь зрело, – неловко усмехаясь, подмечает Роуз. – Сколько тебе лет?

За стол возвращается довольная чем-то Би. Она складывает накрашенные губы в тонкую полосу и сжимает какую-то бумажку в кулачке, тем не менее, кроме меня этого никто не замечает.

Потянувшись, аккуратно выглядываю в сторону бара и нахожу за стойкой молодого, но гораздо старше Беатрис, человека. У него кучерявые густые волосы, смуглая кожа и острый нос. Выглядит вполне симпатичным, но порядочным ли? Похоже, они с брюнеткой обменялись номерами.

– Двадцать два?! – удивленно воскликнула подруга, отчего я подпрыгнула на месте.

Боже, напугала… Пытаясь усмирить дыхание, я обидчиво хмурюсь и толкаю блондинку локтем в бок.

– Знаю, – проводя ладонью по волосам, щебечет кареглазый. – Я неотразим.

Все лишь фыркнули на его замечание и, когда Айзек любезно согласился принести заказы, мы принялись за трапезу. Мой черничный кекс оказался умопомрачительным: шоколадный бисквит во рту тает, а в самой сердцевине десерта джем с крупными ягодами. Язык блаженствует, вкушая кисло-сладкую смесь, за которую и убить не жалко.

Прикрываю глаза и мычу от удовольствия, с головой погрузившись в свою тарелку, ножиком разрезая кекс пополам, нанизывая на вилку. Обязательно попрошу маму испечь подобный… Это нереально вкусно!

– Что с твоей рукой? – заметив след от ожога, пискнула взволнованно Беатрис, застав меня врасплох уже второй раз за этот вечер.

Все замерли, перестав есть, и обратили свои взоры на мою ладонь, с интересном изучая некрасивый шрамик. Я машинально убираю руку в сторону, глотая кашу во рту, которая предательски затвердела и будто застряла в горле.

Роуз знает обо всем, потому сжала под столом мое колено, как бы показывая свою поддержку.

– Да так, – посмеиваясь, подминаю голову, – в детстве любила приключения.

– Так и не скажешь, что шрам у тебя с детства. Он довольно свеж, – вытянув шею вперёд, любопытно заглядывая на прижатую к туловищу ладонь, подмечает Никсон.

– Ты кто, дерматолог?! – закипая, фыркнула я, испугавшись чужого интереса.

Воздуха стало критически не хватать, а плёночный цветной фильм транслируется перед носом, мозолит глаза, заставляет страдать своими повторяющимися кадрами. Рыжеволосая макушка и скользкая улыбка вонзились острыми клинками прямо в сердце, и я резко отодвинулись от стола, схватившись за грудь. Душит невидимая петля воспоминаний. Почему я не могу их отпустить? С ними тяжело жить. Почему люди не пытаются избавиться от того, что приносит им несчастья? Если так сделать, многое упростится.

Би и Айзек обеспокоено переглянулись, после чего уставились на меня.

– Рэй, выпей воды, – протягивает бокал с лимонным напитком Роуз, но я отказываюсь.

Хочу сжечь пленку. Пусть фильм подойдёт к концу, иначе мой мозг рванет в космос!

– Рэйчел, прости Никсона. У него язык без костей, – замахивается на брата Би и шипит.

– Что я такого сказал? – не понимает тот. – Вы, подростки, такие импульсивные, аж тошнит. Гормоны играют, да, Рэйчел? – язвительно цокает языком шатен.

Чаша терпения переполнилась его же ядом. Обида сдавливает кости. Я поднимаю глаза, искрящие от ненависти, и несколько раз моргаю.

– Да что ты знаешь вообще? Посмотри лучше на себя! Тебе двадцать, но ведёшь ты себя как школьник с комплексами. Ты чего пристал ко мне? Так нравится играть на чувствах других? Псих, – больше ничего не говоря, сообщаю Ро «я домой» и, шагая быстро, размашисто, выхожу из душного кафе, заодно заплатив за всех наличкой.

Глупый Никсон! Что ему известно?! Я прошла через огонь и воду, а он смеяться думает? Ненавижу таких людей, ибо они смеются над страданиями других, считая это мелочью. Обесценивать проблемы – самая грубая ошибка, которую может допустить человек. Ваше кривое слово, жест, взгляд стоит кому-то жизни. Самооценки. Уверенности. Вы просто ломаете душу, как спичку, даже не дав ей шанса загореть.

Подхожу к дороге, поглядывая по сторонам и успешно останавливаю такси, садясь в тёплый салон, невнятно назвав домашний адрес. Надеюсь, больше с Никсоном мы не увидимся, поскольку парень напоминает мне всех засранцев из прошлого.

Машина двинулась с мёртвой точки. Наконец-то покой…

Сила слов могущественна и несокрушима. Особенно могущественны те слова, в которых полно желчи.

Мы впитываем весь сок в себя, дышим пьянящим ароматом, глотаем и давимся, не задумываясь, что яд этот был выпущен специально.

Слово способно спасти человека, как, например, когда пациент слышит это заветное «худшее позади» или, наоборот, убить. Убивает оно все: надежды, веру, дружбу, самооценку, любовь или просто обрывает существование. Впрочем, последнее зависит больше от человека, чем от слова.

Возможно, вы сталкивались с силой слов или применяли эту силу против кого-то. Хороший человек должен разбираться в собственной речи, прежде всего он должен её контролировать. Пока ты это делаешь, слово ядом не выльется из твоих уст. Есть ли противоядие от этого, спросите вы меня, и я отвечу – да. Как бы смешно это не звучало, но противостоит слову – действие, оказываемое человеком. В момент самобичевания важно найти того, кто лаской залечит ваши раны. Обычные объятия, рука, гладящая спину, то же лживое, но отчаянно желаемое «все будет хорошо» помогут.