Михаил Алпатов - Вадимка

- Пора домой. Чего коней на жаре держать? Они уже не пасутся, а только головами машут, считают мух.

А атаман прибавил:

- Первым нынче поскачет Вадимка. Он давно дома не был.

Вадимку вдруг охватила неуемная радость. Сейчас он будет дома! Опять дома! Ему ребята дали коня. Добрый десяток всадников, поднимая пыль, поскакал по дороге к хутору. Он, Вадимка, снова скачет по родному полю. Как в детстве! Прежде чем привести коней домой, их положено было выкупать в речке, и ребячья конница поскакала к берегу Глубочки. Вадимка с упоением купал коня и купался сам. Как в детстве! Потом все поскакали ко двору Вадимки. Но когда подскакали к воротам, на дворе было пусто. Подождали немного, атаман сказал:

- Ну, ладно, иди домой сам. Остальные айда!

Вадимка отдал коня и робко вошел во двор. По-прежнему было пусто и тихо. Ему вдруг стало страшно. А вдруг матери тоже нету в живых? Может быть, ребята побоялись сказать ему об этом?

Ноги парнишки словно приросли к земле. Он с трудом подошел к крыльцу и вдруг услышал голос матери. Та бежала с огорода.

- Жив!.. Жив, родненький мой сыночек!

Вадимка, сам не понимая почему, сел на ступеньки крыльца и... заплакал. Заплакал откровенно, во всю мочь. Так он плакал только в детстве!

Глава 9

"ПОЙДЕМ!"

Никогда до отступа Вадимка не задумывался, что значит для человека родной дом. А оказывается... до чего же хорошо, когда своя крыша над головой! Не надо думать, где тебе укрыться на ночь, будет ли у тебя нынче хоть кусок хлеба, найдутся ли люди, которые тебя пожалеют. Хорошо, когда рядом родная мать, которая, как говорится в сказке, не чает, где тебя посадить, чем накормить, как спать уложить. Вадимке казалось, что никогда он так не любил свою мать, как теперь. Ему не хотелось огорчать ее рассказом о Гнедом и Резвом! И Вадимка радовался, когда она в ответ погладила его по голове и сказала:

- Пришел Василь Алешин. "Скрылся твой Вадимка от меня в Новороссийске, - говорит. - Не иначе, как мотанул коней своих выручать!" Сколько я проплакала... Ну, рази можно было отбиваться от дяди Василя! Бог с ними, с конями! Сам бы остался жив в такое время!.. Эх, голова твоя несмышленая!

А как Вадимка радовался, что мать посеяла! Пусть немного, всего три десятины! Добрые люди помогли! Вадимке с матерью не придется побираться. Да и куда пойдешь? Кругом одна нужда! Вадимке хотелось накрепко забыть все худое. Теперь у людей должно быть все только хорошее!

Но жизнь врывалась к людям такой, какой она была. По ночам пережитые страхи возвращались к нему во сне, а причуды сна делали их еще страшнее. Днем сонная одурь выветривалась из головы не сразу, пережитое упрямо шло рядом, оно не хотело уходить. Люди тоже не давали забывать о нем. Хуторцы то и дело расспрашивали Вадимку, как проходила его дорога туда и обратно. Его рассказы были похожи на жалобу. Сочувствие взрослых ему было особенно нужно, когда он рассказывал о полковнике Мальцеве. Становилось так же страшно, как и тогда, зимой, в Хомутовской. Слушатели это видели. Не раз он слышал от казаков:

- Ну, ладно... Хватит... Полковника Мальцева мы знаем. Он себя-то не жалел... а уж людей и подавно, злыдень!

Казаки рассказали, что Мальцев командовал Лугано-Митякинским полком, а потом стал начальником оперативной части штаба восьмой бригады, куда входил полк. Суходольцы, служившие в этом полку, его запомнили.

Но пережитое было не только прошлым. Оно грозило вернуться. Говорили, что гражданская война вовсе не кончилась - на Россию идут польские паны, а генерал Врангель окопался в Крыму и думает все начинать сначала. А ведь у Врангеля есть и казачьи части, они рвутся на Дон, так что жди новой заварухи. По Суходолу шли разговоры.

- Подумаешь, сила - Врангель. Забился в Крым, как чурюкан под загнетку, и думает оттуда Россию завоевать. Фон, в черной бурке барон. Наступи только на чурюкана сапогом, и делу конец! Был фон да барон, и нет ни фона, ни барона!

Но кое-кто, особенно из стариков, опять начали шуметь.

- Не рано ли, ребята, вы домой прибегли? Сидите, за бабьи юбки держитесь. Ждете, что красные вам простят грехи вольные и невольные! Черта с два! Не пришло ли опять время гаркнуть "Всколыхнулся, взволновался". Аль забыли казачий гимн? Так найдутся люди, они вам его напомнят!

Найдутся люди, они вам напомнят! Все знали, о ком идет речь. По хуторам Митякинской станицы рыскал бандитский отряд, которым командовал Роман Попов.

Вадимка вспомнил своего знакомца, с которым провел последнюю ночь на кургане. Куда как не к рябому Роману убежал и Яков Чугреев.

Ко всем тревогам скоро прибавилась еще одна. Хлеба в этом году хоть и выросли высокие, но когда пришла пора зерну наливаться, наступила сильная жара, и теперь зрела одна солома, зерна в колосе почти нет. Будет недород, надвигался голод, а это очень страшно. Вадимка от старших слышал, что голод когда-то случался где-то там, на севере, а вот теперь голод пришел и на донскую землю. Что же нас ждет?

...На другой день после возвращения Вадимки к ним в курень пришел Василий Алешин. Сосед страшно осунулся: лицо было совсем землистое, окаменевшее; глаза его словно застыли, двигался он медленно, говорил совсем тихо.

- Да на тебе лица нету! - ужаснулась мать.

- Моли бога, Андревна, чтобы хоть нос-то остался, - усмехнулся вошедший. - Ну, здорово, путешественник, - обнял он Вадимку.

Алешин пробовал отшучиваться, стал журить парнишку за "недисциплинированность" в Новороссийске, потом спросил - ну, как живете-можете? Но было заметно, что не об этом ему хочется говорить.

На его вопрос Марья Андреевна не ответила. Она посмотрела на соседа пристальным, долгим взглядом, в котором Вадимка ясно прочитал: "Чего ты у нас спрашиваешь? Да ты сам-то расскажи, как живешь-можешь? Облегчи душу-то!" Понял это и Василий. Он вздохнул и умолк. Заговорил не сразу.

- Вот уж не думал, не гадал... Полчанин, с каким сломал три службы!.. Всегда он был такой. Когда все спокойно, то и он человек как человек. Как только начался бой - он сразу сатанеет. Как гончая собака, какая увидала добычу. Скажешь ему, бывало, - и в кого ты такой зверюгой уродился? У него ответ всегда один - не люблю ничего делать наполовину! А теперь вот и мой старик на грех подвернулся ему под руку. Да он и родного отца не пожалел бы, стань он у него на дороге... Места себе теперь не найду... А ведь я ж этому выродку всю жизть делал только добро... Бедный ты мой батюшка! Алешин вздохнул.

- Да ты ж, дядя Василь, и домой-то шел, чтобы людям добро делать! кинулся успокаивать его Вадимка. - Я же знаю!

- А ведь запомнил! - посмотрел Василий на Марью Андреевну. - Да-а-а. Было дело!.. Сидел это я на пристани, глядел на море, и так мне горько стало. Воевал, воевал и вот довоевался. Гонит меня мой же народ с моей же земли... И потянуло меня, грешника, домой, к моему плугу. Паши, Василий, землю, делай людям добро. Им некуда будет податься, и они будут платить тебе добром... Теперь сама видишь... Заплатили!