Михаил Алпатов - Вадимка

- Председатель нам ишшо пригодится! - послышалось где-то рядом.

Подождав, пока догорал небольшой костер из папок и бумаг, бандиты ногами стали разбрасывать пепел.

Потом они всей гурьбой вышли на улицу. Распоряжался высокий человек, выделявшийся своей выправкой и повелительным голосом. Вадимка обомлел. Он узнал полковника Мальцева. Тот снова был, как и раньше, в военной форме защитного цвета, только теперь без погон, в начищенных сапогах, в его лице тоже ничего не изменилось, у него вновь отросли пушистые и длинные усы. Полковник вел себя так, будто и не было новороссийского разгрома белых. Вадимке вспомнилось, как, уже идя в толпе пленных, переряженный в дырявую шинель, этот злыдень вовсе не считал себя побежденным. А теперь он снова воевал с советской властью. Только зачем ему такие усы? По ним можно сразу его узнать, а теперь это ему совсем ни к чему.

Вадимка не мог отвести глаз от полковника, он видел только его. Вот Мальцев, окруженный своей "свитой", подошел к толпе суходольцев, которая все время росла. Он, кажется, будет говорить речь.

- Казаки! - начал он своим командирским голосом. - Перед вами один из сражающихся отрядов. Таких отрядов в Донецком округе много. Они борются под единым командованием, они входят в состав Донской повстанческой армии. Наша боевая задача - расчистить дорогу доблестной и многострадальной армии генерала Врангеля. Мы объявили всеобщий сполох на Дону. Мы прибыли к вам, чтобы покарать изменников и призвать вас в свои ряды. Уверен, что наш голос не останется без ответа. Кто с нами? Отзовитесь, казаки!

Полковник Мальцев умолк и выжидающе водил глазами по толпе.

- Ну! Кто первый?

Суходольцы угрюмо молчали.

- Кто служил в Лугано-Митякинском полку, тот должен хорошо меня знать!

- Хорошо знаем, - ответило несколько голосов.

- Так в чем же дело, казаки?

Суходольцы молчали.

Полковник помрачнел.

- Учтите! Кто сегодня не с нами, тот против нас... А за это придется ответ держать перед батюшкой Доном.

Суходольцы молчали.

- Э-э-э, да это ты, приятель! - раздалось из "свиты". Вадимка повернул голову на знакомый голос и увидел рябого, который на него смотрел. - Плохо ж ты, братец, несешь службу... Я ж тебе приказал передать вашим казакам...

- По ко-о-ня-ям! - скомандовал полковник.

Отряд быстро вскочил на коней и вслед за Мальцевым поскакал по улице. Вадимка слышал, как, пуская коня вскачь, Роман Попов крикнул хуторянам:

- Теперь с вами разговор другой будет! Не прогневайтесь!

Суходольцы смотрели вслед поскакавшим. Каждому захотелось многое сказать. И они заговорили. Все сразу.

- Все сначала? Не-ет... Пора к берегу прибиваться...

- Подумаешь, военно-полевой суд - карать приехали...

- Видали мы твои дела! Господин полковник Мальцев!

- Катись с богом!

- Не-ет, дураки перевелись. Мальцев нынче тут, а завтра его нету. До лесу далеко, а до советской власти близко.

На улице было видно, как бандиты остановились около кузницы. Несколько человек, спешившись, вытолкали Лаврена Михайловича на дорогу, поставили перед Мальцевым.

- Выручать Лаврена! - и суходольцы всей толпой рванулись с места. Когда они уже подбегали к кузнице, увидели, как Мальцев махнул рукой, один из бандитов выстрелил, и Лаврен Михайлович упал на дорогу. Толпа ахнула, раздался пронзительный женский крик. Казаки плотным кольцом окружили убитого, начался невообразимый шум, вопли, ругань. Вадимку притиснули совсем близко к Мальцеву, сидевшему на коне. Хуторяне кричали:

- Что вы делаете?

- За что человека убили?

- Сволочи!

- Благодетелями называются!

- Казаки, да что ж это такое?

Полковник спокойно достал из кобуры револьвер. Крики оборвались.

- Молчать! - скомандовал он. - Так будет с каждым, кто помогает красным. Запомните, изменникам убирать хлеб мы не дадим... Да и убирать вам, кажется, нечего! Сам бог против красных! За мно-ой!

И отряд поскакал с хутора, снова оставляя за собой длинный хвост знойной пыли. Последним скакал Яков Чугреев.

Но все заглушили женские причитания.

- Да к кому ж мы теперь пойдем в нужде, в го-о-орюшке...

- Да на кого ж ты нас поки-и-инул...

- Хватит, бабы! Его ж домой надо! Казаки, взяли! - скомандовал кто-то.

Протиснувшись между женщинами, казаки подняли убитого и понесли по улице. За ними двинулась вся толпа. Плач, разносившийся по хутору, медленно двигался к куреню Лаврена Михайловича.

Вадимка был совершенно ошеломлен происходящим. Он хотел пойти вместе со всеми, но вдруг увидел Настю. Она стояла у плетня возле кузницы и словно окаменела. Вадимка бросился к ней.

- Пойдем домой!

Но она его не услышала, продолжала молча смотреть вслед уходящим.

- Ну, пойдем, что ли? - взял он ее за руку.

Настя вздрогнула, посмотрела на него с удивлением, словно не узнала, потом вдруг опомнилась и беззвучно заплакала, уткнув лицо в Вадимкино плечо. Ее било, как в лихорадке.

Парнишка растерялся.

- Настюшка, не надо... Понимаешь, не надо, - повторял он, сам еле сдерживая слезы. Ему хотелось погладить ее по плечу, но он не решился. За что убили человека? - дрогнувшим голосом сказал он. - Не надо плакать... За что убили?

Настя понемному стала утихать. Всхлипывая и утирая ладонями слезы, она подняла голову, отстранилась от Вадимки. Он еле расслышал:

- Они сказали, что дядя Лаврен починял косилки... значит... помогал изменникам.

- А ты как сюда попала?

Настя не ответила.

- Зачем прибегла сюда?

- В хуторе бандиты, бати нет, а ты в кузню пошел... Мне стало страшно, и я побегла тебя искать... Только я к кузне, а тут верховые налетели... Ой, как страшно!.. А недавно... дедушку убили! - и Настя заплакала навзрыд.

Вадимке хотелось утешить девчонку, но как-то не получалось.

- Нужно проводить дядю Лаврена до куреня... Пойдем! - сказал он.

- Пойдем, - всхлипнула Настя.

Вадимка и Настя пошли вслед за хуторянами. Они и не заметили, что шли, крепко взявшись за руки.

Глава 10

"НЕ Я БЫ ЕГО, ТАК ОН БЫ МЕНЯ!"

Хоронить Лаврена Михайловича вышел весь хутор. Безутешно было горе семьи убитого. Для домочадцев в эти страшные часы все отступило назад, осталось одно неисчерпаемое горе. Сила этого горя воплотилась в потрясающих душу криках женщин осиротевшей семьи. К ним присоединился более многочисленный, разноголосый хор причитающих голосов, принадлежавших женщинам более отдаленного родства. Для них это было не только горе, но еще и обряд, заведенный предками, и состязание плакальщиц: в трудном искусстве причитаний каждая старалась превзойти других.

Но у большинства хуторян, в особенности у самих казаков, это событие на Суходоле вызвало тяжелые раздумья. Трудно было удивить фронтовиков смертью. Они видели много смертей. Но это было там, на войне.