Мария Мартова - Правдивые сказки

Так или иначе, а год шел за годом, зима за зимою, старики старели, а Холодоша рос, но не делался ни взрослее, ни серьезнее.

И вот в рождественские праздники близ романовской усадьбы и бедокурил он в самый раз. Проснувшись поздним утром, уставшие, измотанные старики к своему ужасу обнаружили, что сидят по пояс в снегу, а их сугроб превратился за ночь в огромную снежную гору. Было ясно, чьих это рук дело. Лицо Холода Ивановича нахмурилось, а у Мороза Васильевича крепко сжались ледяные кулаки.

– Ха-ха-ха! – услышали они над головой звонкое заливистое эхо. И по макушкам деревьев поскакал мальчик в голубом кафтанчике.

– Холодоша, ты куда? Не убегай, мы все простим!

А того уж и след простыл. Маленького озорника трудно было удержать подле себя мирным старикам. Его непрестанно тянуло в другую сторону – к ребятам, в Зимушкино, туда, где веселые шумные игры, крутые горки, снежные бабы и громкий мальчишеский смех.

Как-то дело было на Афанасия. С утра стоял добрый мороз. На улицах ни души. Даже собаки попрятались – не лают, петухи на заборы не садятся – зарю не кричат, волк из логова не вылезет – стужу пережидает. И лишь к полудню погода разгулялась: небо повеселело, над Зимушкиным выглянуло яркое солнышко, позвало ребятишек на прогулку. Но мороз не отступал.

Акулина, Ванькина мать, затеяла было еще с утра стряпню – хлеба напечь, хватилась, а воды-то не натаскала. Думала мужа своего Федора послать, да тот в кузне пропал на весь день. Так оттуда веселый перестук и слышится. Пошла Акулина в горницу – покликать кого из ребят, а там и вовсе ни кого нет. Будто мор какой напал. Женщина перекрестилась на образа да и стала присматриваться повнимательнее. Глядь, а детишки ее кто на полатях, кто под лавку залез, кто в углу втихаря спрятался – рогожею прикрылся.

Учинила тогда мать строгий допрос детям, что, мол, это за безобразия такие. Дети в слезы. Это Ванька старшой напужал всех. Он, дескать, увидал за печкой домового. Те глянули – впрямь, из темноты угла высовывается огромная голова с зеленой бородой.

Однако Акулина не шибко-то поверила и пошла сама посмотреть, что к чему.

– А, так вот где мой горшок из-под каши! Намедни обыскалась его. Слава богу, нашелся родимый. А чтой-то навешано тута?

Ребятишки робко потянулись вслед за матерью. Из-за печки в углу на них «глядел» необычный предмет, затянутый паутиной: пустая глиняная посудина, к которой для пущей важности был прилеплен умелой рукой кусок замшелого мха и посажены два глаза-уголька.

– Вот разбойник! Вот я ему задам!

Да не тут-то было. Самого Ваньки нету нигде. И шубейка его овчинная, и валенки тоже пропали. Мать только вздохнула и махнула рукой.

А сам «разбойник» тем временем победоносно восседал на корявой палке, предводительствуя войском таких же отчаянных оборванцев, как и он. Мальчишки и девчонки с разных дворов да белая собачонка с рыжим ухом, несмотря на жгучий мороз, с громким улюлюканьем вслед за Ванькой гоняли по пустынным заснеженным улицам. У одних в руках были рогатины, на головах деревянные плошки, чтобы меч боевой не достал, у других имелись собачьи цепи да лыковые плети – вражину вязать, третьи же так запросто, с голыми руками шли в бой. Даже самая меньшая девчонка Машка бежала за всеми, не отставая, да еще со своей «лялькой» – поленом, затянутым в холстину.

Однако в безлюдный холод никакого противника так и не удалось повстречать. Долго еще скакало лихое войско по окрестным дорогам, распугивая кур и дразня сторожевых псов. Наконец примчалось к крутому берегу реки Зимки – любимому месту всей сельской детворы.

Ах, до чего хороша замерзшая Зимка! Лед на ней крепок, не пробьешь, точно чугунный засов на воротах приходской церкви. Самая серединка, раскатанная доброй сотней детских валенок, гладкая и прозрачная, будто стекло в большом окне господского дома. А какие пушистые сугробы на берегах! Так ни Тишкина, ни Аришкина, ни Ванькина мать не взобьет пуховую перину. Купайся в этих снегах, сколько душа пожелает! Правый склон реки пониже, зато левый, на той стороне, крут необычайно и раскатан так, что не устоишь. Только надобно быть поосторожней. У самого края большая полынья с хрупким ажурным ледком по кромке. Над водой белая дымка, словно пар из бани.

И тишина, и покой, и ни единого звука! Только вот две бабы, прополоскавшие в проруби белье, идут, раскрасневшиеся от мороза, и распевают зычно на всю округу:

– Ой, зима морозная,

До чего ты грозная!

Но тебя я не боюся.

Ты морозом не страши,

Не вьюжи, не пороши.

Не боюся!

Да еще тихий шорох проезжающих саней да мелодичное позванивание березовых дровишек нарушали вековую тишину величавой реки. Мужичок, ведший сани, мирно задремал, и его гнедая лошадка шла бездорожьем, прокладывая свежие следы на чистом мягком снегу.

А потом безмятежное спокойствие было нарушено веселым чертыханием двух снегирей-красноперок, подравшихся из-за просяного зернышка.

– Чур, мое, – чирикнул один.

– Нет уж, это чересчур, – перечирикнул другой.

Но их, к несчастью, спугнул неповоротливый жирный гусь, пришедший сюда поплавать. Он медленно перешагивал, раскачивая круглыми серыми боками. И лишь ступил своими красными лапами на скользкий лед, как был встревожен откуда ни возьмись заливистым собачьим лаем, стремительно ворвавшимся во владения тишины. Это мчался рыжеухий пес Вершок, преследуемый ватагой зимушкинских ребят. Шум и гам наполнил всю окрестность. Птички вспорхнули и улетели. Мужичок в санях проснулся и, подхватив удила, поспешил выехать на дорогу. А бедный гусь, неумело ковыляя, с трусливым гоготаньем зашлепал прочь спасать свою гусиную шею.

Детвора всей гурьбой весело скатилась вниз, подняв клубы белой пыли, и в изнеможении повалилась прямо на лед.

– Эй, вы, тюхи-матюхи… Вставайте! – задорно закричал Ванька-предводитель. – Вы от холода замерзнете, дурачье.

И стал закидывать ребятам снег за шкирку. Закидывает, а сам дразнит:

– Афанасий да Кирилло забирают за рыло.

А те тоже не отстают. Красными от мороза руками Гришка и Тимошка, самые сильные, пытаются схватить Ваньку за нос.

– А Макар да Амос зажимают за нос, – приговаривают они.

– А я знаю. Это примета такая будет. Нынче Афанасий-ломонос: зима лютует, – растолковывает маленькая Машка.

Но мальчишки ее не слушают. Они сами почем зря лютуют. Знатная потасовка учинилась: снегом сыплют, палками друг друга валтузят, шишками кидаются, головой в сугробы зарывают. То-то славно!

Но вдруг разудалую бойню прерывает чей-то незнакомый пронзительный свист. Все вмиг останавливаются и напряженно смотрят вдаль. Там, на высоком крутом берегу, стоит во весь свой огромный рост здоровый рыжий парень с увесистой дубиной, а за его спиной целая куча таких же крепких ребят с клюками и палками в руках и отчаянной смелостью в глазах.