Ольга Апреликова - Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

Юм слегка растерялся. Мало того, что он представления не имеет, в какой школе Венка чему учат и где они находятся, но ведь он еще и напрочь не знает, чему теперь должен учиться… Ему почему-то вдруг стало жарко – сперва это было приятно, потом – противно. Даже казалось, что душно, хотя ветерок дул в лицо, пах елками и цветами. Он поправил лямки рюкзачка и оглядел ребят вокруг. Все намного выше его, но на самом-то деле не старше, лет одиннадцати-двенадцати, и тоже выглядят озадаченными. Чтоб не сказать – испуганными.

– А если я очень хочу стать ксенологом, а выйду к врачам? – спросила куда более растерянная, чем он, высокая девочка в синем сарафанчике и с длинными белыми волосами.

– Волшебство сработает, – сказала другая, темненькая. – Выйдешь куда надо.

– Это Венок, – пожал плечами коренастый мальчик с удивительно длинными, мохнатыми рыжими ресницами. – Если в самом деле хочешь, так не ошибешься.

– Вот именно, – улыбнулся Вир, отметив его взглядом. – Все зависит от того, что для вас действительно важно. – Он махнул рукой на шеренгу маленьких разноцветных аэрокарчиков. – Рулевое управление «пчелок» блокировано, место приземления у каждой задано. Выбирайте любую. Желаю удачи.

Мальчишки сорвались с места, обгоняя друг друга, помчались к «пчелкам». Рюкзачки весело подпрыгивали у них на спинах. Девчонки пошли вслед за ними словно бы не спеша, а рюкзачки все они несли в руках. Они выглядели взрослее мальчишек, серьезнее, а платьица у них были длиннее и наряднее. Юм даже бровь почесал – как же он сам-то со своим алмазным подолом в лесу? Хорошо хоть, Волчонок подсказал не сандалики обуть, а крепкие высокие ботинки. Только в них так жарко. У «пчелок» творилась сутолока и мелькание – дети зачем-то выбирали «пчелки», спорили, договаривались, менялись, как будто на самом деле что-то могли сейчас выбрать. Юм переждал в стороне, сунув руки в карманы куртки, пока разноцветные машинки не начали взлетать, и пошел к тому аэрокарчику, что остался. Как только он забрался в прозрачную кабину, рядом возник Тихон, провожавший каждую «пчелку», и помог ему разобраться с широкими ремнями безопасности:

– Чтоб отстегнуться, вот на это нажмешь. Тебе не холодно? Ну-ка, часики свои мне покажи. Помнишь, что по поводу малейшей царапины должен нас звать?

– Да.

– Смотри, если не позовешь, под прямую охрану снова посадим. Под ноги смотри и береги себя, устанешь – лучше посиди в тени. Обещаешь?

– Да.

– Хорошо.

Он защелкнул колпак «пчелки», отступил и помахал рукой. Тут же аэрокарчик Юма неслышно взмыл, и Юм близко увидел темно-зеленую сосновую лапу с длинными двойными иголочками, мазнувшими по колпаку. Юм улыбнулся. Он не помнил такого: летать одному. Это оказалось так же здорово, как мчаться на велосипеде сквозь солнечное мельтешение яблоневых садов вокруг его прежней маленькой школы. Только радоваться-то ведь нельзя… Ничего хорошего ему нельзя. А Вир сказал – наоборот… Надо радоваться жизни изо всех сил, надо стать человеком и вырасти – и тогда, наверно, можно будет все исправить? Чтобы все-все забыли, что он чудовище? Надо стать счастьем для всех? Как же это может быть?

Аэрокарчик, видимо, не понравился остальным своей мрачноватой темно-серой с синими полосами окраской. А внутри он был весь серебристым, белым и веселенько уютным. Пахло в нем травой и конфетами. Ни один взрослый в эту легкую машинку с одним узеньким сиденьем бы не влез. Даже рыжему Волчонку будет тесно. А Юму – просторно. Значит, это детская машинка? И детям тут одним летать разрешают? И рулевое простенькое – Юм легонько потрогал серебристый шершавенький штурвал. Может быть, и ему когда-нибудь разрешат? Но он тогда обрадуется очень, а это нехорошо… нечестно. Нельзя. Или, как Вир говорит, – необходимо?

«Пчелка», не поднимаясь настолько, чтоб был виден горизонт, неслась над верхушками деревьев, и Юм с некоторой оторопью смотрел вниз на глубокие дымчато-солнечные провалы меж тяжелых веток. Весь «Венок» сверху снова никто не покажет. Да и «пчелка» не люггер, чтоб летать выше облаков. Пора было подумать, что он будет делать по приземлении. Какое «волшебство» сработает для него? Он уже догадался, что это странное испытание – чтобы ребенок сам нашел свою школу – проверяет способность мозга подключиться к нижнему контактному слою Сети, туда, куда есть допуск сигмам и тагетам. Потому что их совокупный разум – тоже часть Сети… Если такой, органикой обусловленный, контакт у ребенка есть – Сеть все проанализирует и выведет дитя, куда надо. В самую лучшую для него школу. Это и будет – волшебство. Да. А ему что делать? Если он сам – Сеть? Как выбирать? Что ему важно? Да и какая ему разница, чему учиться? Был бы он свободен, то выбрал бы музыку. Или, может быть, снова навигацию. Или чтобы всю жизнь белками и цветами заниматься… Или – Волшебных Журавлей? Да ведь он о геномике больше знает, чем в любом университете учат… В том числе и всякие секретные вещи… Так, стоп. Чему учиться? Вир сказал: «быть человеком». Ага. И в какой же школе можно крокодила научить быть человеком?

Десять минут спустя «пчелка» нырнула под мохнатую лапу здоровенного – как он успел вырасти всего за пятьдесят лет? – кедра, сбив несколько прошлогодних крупных темных шишек, неслышно простучавших по колпаку, шустро повертелась между редких стволов и медленно приземлилась в центре заросшей высокой травой полянки. Колпак поднялся, и Юм задохнулся от захлестнувшей его с головой, почти видимой золотой волны горячего запаха смолы и трав. Какая жара!! Приходя в себя от этой атаки лета, немного подышал, ни о чем не думая и жмурясь на солнце, потом с трудом расстегнул тугой замок ремней и вылез в траву. Ой, трава – по плечи! А какая-то сизая метелка защекотала нос! Юм фыркнул. Потом посмотрел на белое высокое солнце и сообразил, что куртка ни к чему, и сбросил ее с плеч вместе с рюкзаком. Не нужно минералку и витаминизированное печенье. Он тут долго гулять не собирается. Он положил все на сиденье и закрыл колпак. «Пчелка» бибикнула, взмыла, толкнув Юма волной воздуха, развернулась, показав черненькое пузо, и юркнула между веток в синее небо.

Юм шагнул на примятое место, посмотрел на травищу вокруг и почувствовал себя отвратительно маленьким гномом. Сердито – сколько лет еще быть таким мелким? – путаясь в густых стеблях и листьях, собирая на одежду и в волосы цепкие семена, продрался прочь с полянки под деревья, где было темнее, просторнее, и мох был утешительно коротеньким. Отдирая и отряхивая с себя семена и еще какой-то колючий сор, повертел головой. Что-то ни в какую сторону не хочется. Случайно он заметил метрах в пяти, в ярко-зеленом солнечном пятне веселые красные ягодки под зубчатыми треугольными листиками, и недоверчиво подошел. Точь-в-точь такие ягодки были нарисованы в забытой детской книжке! Эта, как ее… «Земляника»! А он тогда думал, что таких на самом деле нет, что их художник придумал для сказки… Юм лег и понюхал красные бусины. Пахло так вкусно, что он зажмурился. Нет, плохая ягода так замечательно пахнуть не может. И забытая сказка тоже была хорошая. Нельзя, нельзя! Ему нельзя ничего хорошего… Всем тем детям можно, а ему нельзя… Вир просто не понимает, кто Юм на самом деле такой!