Шамиль Ракипов - Прекрасны ли зори?..

— Герой Советского Союза гвардии майор Гильфан Батыршин! Герой Советского Союза гвардии майор Иван Чернопятко!

Молодой пограничник с правого фланга звонким голосом ответил:

— Герои Советского Союза Гильфан Батыршин и Иван Чернопятко пали смертью храбрых на боевом посту за интересы Родины, за народное счастье!

Здесь, у обелиска, молодые пограничники дали присягу зорко охранять государственную границу, нести службу примерно, как их однополчане — герои Гильфан и Иван.

Многие люди при расставании бросают, море, в твои беспокойные белопенные волны серебряную монету — чтобы когда-нибудь вновь вернуться к твоему берегу. На, море, получи и от меня подарок! Я обязательно вернусь к тебе. И тогда сам поведаю твоим волнам историю, которую услышу от людей, близко знавших Гильфана и Ивана.

Герои не исчезают бесследно. Народ носит своих героев в сердце. Самые лучшие песни посвящает им и создаёт легенды. Это следы героев, остающиеся на земле навечно. Они не сотрутся, не истлеют. По этим следам Гильфана и Ивана я отправляюсь в далёкий путь.

Мчится на запад вслед за солнцем поезд-экспресс. А мысли мои всё ещё пребывают там, на пограничной заставе, где некогда служили оба друга. Мне удалось заехать туда перед самым отъездом. Много интересного узнал я из документов. Но сейчас хочется узнать гораздо больше. Увидеть Гильфана и Ивана, какими они были в детстве, дознаться, как жили до военной службы. А об этом в архивах пока ничего не нашлось. Правда, сами пограничники, те, что из Татарстана, говорят, будто Гильфан родился в Татарии, а прибывшие на службу с Украины уверяют, что и Гильфан, и Иван родом из Донбасса. Кто же из них прав?.. Очень просили пограничники написать им подробно всю правду.

В окно видно, как вдалеке в прозрачной синеватой дымке медленно проплывают, постепенно уменьшаясь, растворяясь в воздухе, две пограничные сопки — Безымянная и Заозёрная. Недавно я карабкался по их каменистым склонам, где всё ещё отчётливо видны следы извилистых окопов. Сколько же понадобилось солдатского пота, чтобы выдолбить их здесь маленькими сапёрными лопатками! Пустынно вокруг. И тишина. Словно всегда здесь было так тихо и спокойно. Только заросшие травой и цветами окопы напоминают, что 29 июля 1938 года именно на этом месте пытались перейти нашу границу самураи…

А пониже, чуть в стороне, свинцово поблёскивает погружённое в дремоту озеро Хасан. Недвижен тростник на его берегу, словно боится пробудить своим шёпотом усталое озеро. Торчат из водной глади камышовые стрелки, похожие на шомполы винтовок. Только изредка всплеснёт хвостом рыба — и долго расходятся по поверхности озера круги…

Перед глазами вновь возникают улыбчивые лица пограничников, с которыми я успел сдружиться за короткий срок. Они проводили меня на станцию, долго махали вслед руками. Я отправился в дорогу, чтобы исполнить их наказ: узнать всё о жизни двух героев.

Многолюдная и шумная Москва расцвечена кумачом трепещущих на ветру флагов, плакатов и словно бы улыбается всем прибывшим приветливо и радостно. Поезд замирает у перрона Казанского вокзала.

Я уже неоднократно бывал здесь. И всякий раз Москва кажется иной, помолодевшей. Как хорошо пройтись пешком по её проспектам и улицам! Она очаровывает каждого.

Как всегда, прихожу на Красную площадь. Несколько минут стою в молчании перед Мавзолеем…

Бьют кремлёвские куранты. Люди всей страны по ним сверяют часы. Я тоже перевёл стрелки часов на московское время.

На площади многолюдно. Все спешат, у каждого дела. Я тоже не забыл, ради чего приехал в столицу.

Приехал я не один. С Гильфаном приехал. Сколько дней был в пути — столько дней непрестанно думал о нём, мысленно разговаривал с ним. И Гильфан ожил в моём воображении. Словно бы зашёл в купе и сел напротив. Я внимательно вглядывался, стараясь припомнить, каким он изображён на фотографиях.

Наконец я на проспекте Ленина. Ищу дом номер двадцать восемь. Искать долго не приходится: дом большой, многоэтажный — виден издалека. Напротив него, через улицу, — тенистый сквер. Гильфан и Иван, возвратясь из военной академии после занятий, часто по вечерам отдыхали в этом сквере. Тогда деревья ещё были небольшие, а сейчас вон как поднялись.

В Токио оба друга отбыли из этого дома. Перед отъездом всю ночь провели без сна. Разговаривали. Им было о чём поговорить, что вспомнить…

Медленно поднимаюсь по широким ступеням. Касаюсь красивых ажурных перил, которые словно ещё хранят тепло Гильфановых рук.

Чьи-то громкие голоса возвращают меня к действительности. Звуки шагов людей, проследовавших мимо, отдаляются и затихают внизу, у парадного.

Опять поднимаюсь по широкой лестнице. Вот и дверь с изогнутой медной ручкой. Чтобы прийти к ней, я преодолел расстояние в несколько тысяч километров. Низкий порог. Он разделяет надвое целый мир. По эту его сторону — мои ежедневные хлопоты, многолюдье и сутолока на улицах, встречи с друзьями и расставания. А что по ту его сторону? Сейчас там тишина. Что она сулит мне?

Наконец, решившись, нажимаю кнопку звонка.

Дверь отворила женщина в чёрном платье. Её гладко зачёсанные и собранные на затылке узлом волосы тронуты проседью. Лицо усталое, с сеткой морщинок у глаз и у краешков губ, но красивое.

Женщина не спросила, кто я. Она молча пошире отворила дверь, жестом пригласила войти.

Несколько часов мы просидели с Маргаритой Ивановной, беседуя. Не заметили, как вечер настал. Она мне показала вещи, которыми Гильфан пользовался, удостоверение о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Целый альбом фотографий, рассказывающих об очень многом. На них Гильфан был изображён и один и с ней, Маргаритой Ивановной, вдвоём и с друзьями. И в минуты отдыха, и во время работы. Она дала мне прочитать некоторые письма Гильфана. И всё это время говорила о нём, неторопливо, задумчиво, временами ненадолго умолкая.

Очень многие навещают Маргариту Ивановну. Я уже не говорю о друзьях и товарищах Гильфана.

Но откуда же другие люди — рабочие, пионеры, октябрята — узнали о том, что здесь жил один из первых Героев Советского Союза Гильфан Батыршин?.. В моей памяти невольно опять всплывает сказ старого рыбака, услышанный мной на берегу неприветливого студёного моря. Правду сказал старый рыбак, что народ своих героев не забывает. Герои становятся бессмертными, продолжают жить в сердцах людей.

Я долго смотрю на фотографию Юрия Гагарина, подписанную самим космонавтом, когда он был здесь. Мне думается, что Гагарин, пролетая в космическом корабле над Дальним Востоком, с грустью смотрел на неспокойное свинцово-серое море, где погиб Гильфан…

Мысли, мысли! Порой мне трудно разграничить воссозданное в воображении и реальную действительность. Чем дольше я слушаю Маргариту Ивановну, тем лучше узнаю Гильфана, тем явственнее представляю его себе — словно живого. Ведь живую воду тоже придумало воображение людей. Героев воскрешала вовсе не живая вода, а воображение. Оно всё может, ему всё подвластно! Надеюсь, и мне оно поможет поговорить с Гильфаном, как с живым…