Ольга Клюкина - Эсфирь, а по-персидски - звезда

Мрдохей остановился возле пепелища, а потом сел на землю и в изнеможении прикрыл веки.

Но ему тут же пришлось открыть глаза, потому что он услышал на пепелище какой-то шум, а затем увидел, что это вовсе не Ламех восстает из пепела после его горячей молитвы, а два нищих бродят по пожрищу с большими сумами за плечами, и собирают то, что не сумел поглотить огонь. А сейчас бродяги и вовсе вдруг принялись громко ругаться, махать друг на друга палками и толкаться, пытаясь отнять друг у друга какую-то ценную находку.

Судя по наречию, это были, конечно же, не иудеи. Вначале Мардохей подумал, что перед ним - чернокожие жители Сирийской пустыни, но потом присмотрелся, прислушался, и узнал в них мидийцев, лишь до невозможности перепачканных в саже и золе, в которых они, похоже, копались с самого утра.

Но это и не могли быть иудеи. Мардохей знал, что хоть и пришлось его собратьям в тринадцатый день месяца адара умертвить семьдесят пять тысяч врагов во всех областях необъятного царства Артаксеркса, но на грабеж ни один из иудеев не простер руки свои, никто не взял ни единого зерышка из вражеского амбара. Потому что всем было ясно, что только в справделивой, освободительной войне Бог дарует победу над врагами - он даст её только в чистые руки, не запачканные грабежом и разбоем.

- Пошли прочь, поганое воронье! - закричал Мардохей, махая руками, и впрямь как на прожорливых птиц, и бродяги, которые до того его не замечали, даже вскрикнули от неожиданности, а один из них в испуге присел на корточки, прижимая к грязному животу какой-то блестящий предмет.

В богатом одеянии с царского плеча, высокий, с зычным голосом, Мардохей выглядел настолько внушительно, что его можно было принять не просто за кого-либо из дворцовых вельмож, но даже за самого царя, и не удивительно, что бродяги поневоле затрепетали, увидев такого человека среди сажи и руин.

- Что у тебя там? Дай сюда! - приказал Мардохей, привычно хватаясь одной рукой за копье. Но нищий и так без лишних слов с поклоном протянул Мардохею небольшую шкатулку, которую не успел ещё открыть, потому что при виде такой находки на него сразу же сзади с камнем в руке налетел его товарищ по промыслу.

Мардохей взял шкатулку, властно махнул рукой и сказал:

- Прочь отсюда, ворье! Вы как шакалы - где смерть, тут сразу же и вы следом...

Он посмотрел, с какими испуганными и радостными лицами припустились, махая сумками, с пожарища чумазые бродяги, радуясь, что вельможа с сердитым лицом хотя бы сохранил им жизнь и не вызвал охрану, которая без лишних разговоров отправляет всех в темницу.

Для того, чтобы открыть ларец, Мардохею пришлось опуститься на траву, взять в руки нож - запор оказался замысловатым, с секретом. По всей видимости, бродяги сумели отыскать несгораемый сундучок, в котором в каждом доме принято хранить самые ценные вещи, накопления, семейные драгоценности.

"Нужно будет все, что скопил Ламех, отнести Уззиилю, в молитвенный дом - лучшего применения его богатствам и придумать нельзя, - решил Мардохей, тихо радуясь тому, что Господь снова послал его в нужное место в нужное время, не допустив, чтобы шкатулка старого иудея оказалась в руках нечестивых.

Наконец, ларец был открыт, и Мардохей увидел, что он пуст, - внутри не оказалось ни денег, ни золотых слитвок, ни драгоценностей. Ничего, кроме небольшого мешочка из черной кожи, завязанного искустно сплетенной веревочкой.

В таких мешочках некоторые хранят золотой песок - возможно, Ламех однажды надумал все свои накопления перевести в чистый золотой песок, что с его стороны было весьма разумно: песок всегда был в хорошей цене. А может быть, добропорядочному иудею, каким был Ламех, просто не нравился вид золотых дариков с изображением персидского царя и он даже в таких мелочах отстаивал свою свободу от иноземного владычества?

С величайшей осторожностью Мардохей развязал мешочек и высыпал себе на ладонь щепотку его драгоценного содержимого.

Но это был вовсе не золотой песок, а... простая земля. Мардохей полностью убедился в этом, рассмотрев черные крупинки, и даже попробовав их на язык.

А потом догадался: ну, конечно, праведный Ламех хранил в несгоряемом ларце землю с горы Сион, доставленную ему из святого города Иерусалима, с родины предков. Для него эта щепотка была главной ценностью в доме. И не просто ценностью - святыней! Да, несомненно, это была земля Яхве, заповеданная Аврааму и всем его детям, в большинстве своем вынужденным жить пока в рассеянии.

Мардохей высыпал землю назад, аккуратно завязал мешочек, и вдруг заплакал - безутешно, как ребенок, благо, что на пожарище теперь не было ни единой души, и лишь кукушка куковала где-то в глубине лесной дубравы, отсчитывая какие-то неведомые сроки.

А потом, дойдя до реки, Мардохей снял расшитый золотом и драгоценными камнями плащ, который ему теперь приходилось носить, как знак царского отличия, опустил ноги в холодную воду и задумался.

Ему не хотелось идти во дворец и говорить Эсфирь о своем отъезде. Он уже решил это, но... как будто бы и не решил. И все же сейчас, возле реки, его мысли и чувства начали как будто бы заметно оживать, впервые после двух страшных дней адара, приходить в движение, струиться в созвучии с неспешным течением воды.

Он не знал, сколько прошло времени, - может быть, час, или много часов, но в какой-то момент Мардохей почувствовал: теперь он готов. Мардохей умылся, накинул на плечи подарок царя и отправился в бывший дом Амана...

2.

...для беседы с царицей Эсфирь.

Что и говорить, немало всякого успела передумать царица Эсфирь, когда Мардохей через слугу отказался явлиться к ней сразу же после победы над врагами, чтобы разделить радость праздника.

А ведь это действительно была победа в настоящей войне, которую иудеи сумели выиграть - во всех областях царства Артаксеркса разгорелись битвы с теми, кто все же осмелился по призыву Амана поднять на них свой меч.

Если бы не зловещий указ Амана, призывающий в один день расправиться с детьми Авраамовыми, пожалуй, иудеи никогда не смогли бы узнать, сколько их со всех сторон окружает врагов и тайных злопыхателей - тысячи, многие тысячи! Целые войска в самых разных княжествах готовились и вооружались к этому дню, и если бы не другое письмо, составленное Мардохеем и Эсфирь и дающее всем иудеям право на зищиту, могло бы и впрямь осуществиться истребление бесчисленного числа ни в чем не повинных людей. После второго письма многие отказались связываться с иудеями, а те, кто все же позарился на грабеж и бесчинства, вскоре пожалели об этом, и уже проклинали Аманову затею.

И все это - благодаря вмешательству Мардохея и царицы Эсфирь!

В эти дни Эсфирь находилась на вершине счастья и могущества, а однажды, остановившись перед зеркалом, даже украдкой ощупала себе спину ей вдруг показалось, что у неё и впрямь за спиной выросли незримые крылья. Он не ходила по дворцу, а летала, не говорила, но словно бы издавала победный клич! Никогда прежде царица не видела себя в дворцовых зеркалах такой прекрасной и неотразимой, как в четырнадцатый день адара, когда узнала о победе.