Жан Лафонтен - Басни

На ферме сделали оплошность:

У птичника не заперли дверей,

Совсем забыв про осторожность.

Настала ночь, и все забылись сном,

Как опоенные вином:

Храпел сам Фермер, слуги, стражи,

Все птицы, и Собака даже.

Лисица этого ждала; как ловкий вор,

Прокралася на птичий двор

И начала опустошенье.

Кровь потекла ручьем, летели перья, пух,

Цыпленок с курицей, испуганный петух

Всех поразило мщенье.

Восток едва на небе заалел,

Как осветил кругом ряды кровавых тел,

И солнце в ужасе едва не отступило,

Когда такое зверство озарило.

Так некогда войска Атрея

Священный Аполлон в одну ночь истребил;

Так, завистью к Уллису пламенея,

Аякс козлов и овнов перебил.

И вот теперь второй Аякс, Лисица,

Которого трепещет птица,

Что можно унести, с собою унесла,

Оставив остальных растерзанных, безгласных,

В крови, что морем натекла,

Горою трупов безобразных.

Когда хозяин увидал

Свой птичник, кровью весь залитый,

Тогда, растерянный, убитый,

Бранить Собаку стал:

- Проклятая! тебя повесить мало,

За то, что вора прозевала!

Ему Собака отвечала:

-Не прав ты с самого начала.

Не я, а ты зевал. Как мог ты ожидать,

Чтоб я не смела есть и спать,

Тебя храня от лиходея,

Когда ты сам не думаешь о том,

Что станется с твоим добром,

И спишь, о доме не радея?..

Ответ вполне удачен был.

Но, несмотря на возраженье,

Хозяин обвинил Собаку в нераденьи

И палкою избил.

О, кто бы ни был ты, отец большой семьи

(Я не завидую твоей почтенной роли)!

Предпочитай всегда чужим глаза свои

И покорись хозяйской доле:

Ложась последним спать, запри покрепче дверь,

Чтоб не было потерь,

И важные дела верши наедине,

Не доверяя их ни другу, ни жене.

А. Зарин.

Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б. 24). Лафонтен в середине басни говорит об Атриде, т. е. о сыне Атрея, Агамемноне, в Илиаде; как известно, Аполлон, в отмщение за оскорбление своего жреца, послал в лагерь греков смертоносную язву, - Аякс, побежденный Ахиллесом, в припадке бешенства бросился на стадо, воображая, что он избивает греков, своих противников; безумие и смерть Аякса дали сюжет для одной из трагедий Софокла.

208 Сон Монгола

(Le Songe d'un habitant du Mogol)

Монголу одному такой приснился сон:

Он видел визиря средь райских наслаждений

В святых обителях; и тут же, подле, он

Увидел ад и тьму мучений,

И вот отшельника в огне приметил вдруг.

Так страшно уголья бедняжку подпекали,

Что даже грешники, среди различных мук,

Сочувственно глядели и стонали.

Все это было так ужасно, несказанно,

Темно, таинственно и странно,

Что даже сам Минос,

Казалось, был в недоуменьи.

Монгола моего встревожило виденье,

И вмиг очнулся он. Томясь значеньем грез,

Смущен видением, он вздумал обратиться

К снотолкователю, и тот сказал ему:

"Тут нечему дивиться!

Вот объяснение виденью твоему:

Знай, это - предостереженье

Тебе от самого Аллаха. Визирь тот

Частенько на земле искал уединенья;

Отшельник же, наоборот,

Любил ходить на поклоненье

В покои визирских дворцов".

Ах, если бы я мог добавить пару слов

К словам гадателя, я тихими мечтами

Уединенье бы решился восхвалять.

Оно небесными, нездешними дарами

Своих поклонников умеет награждать.

О милое уединенье,

Где сладость тайную я обретал всегда,

Мечты, заветные в минувшие года!

Ужель вдали от треволненья

От вечной суеты здесь не придется мне

Вновь наслаждаться в тишине

И сенью вашею, и вашею прохладой?

С какою сладкою отрадой

Вступил бы снова я в тенистый ваш простор...

Когда же, наконец, вновь девять Муз-сестер,

Вдали от городов с кичливыми дворцами,

Ко мне слетят

И посвятят

Меня в миры светил, что высоко над нами

От века движутся незримо для очей,

И мне поведают в минуты вдохновенья,

Названия тех звезд, чье тайное теченье

Меняет, властное, судьбу и жизнь людей?

Но если здесь, в земной юдоли,

Уединенья не дал рок,

Пусть изредка хотя певучий ручеек

Поет о чудесах недостижимой воли.

Пусть Парка не соткет из нитей золотых

Мне ткань грядущих дней моих;

Пусть дорогой альков прохладой мягких складок

Не осенит ночей моих,

Ведь разве сон не будет так же сладок,

И так же безмятежно тих?

Вдали от суеты я стал бы мир глубокий,

Сон, безмятежный сон вкушать;

Когда ж придет пора пуститься в путь далекий,

В страну иную мне предстать,

Спокойно я умру, счастливый, сознавая,

Что мирно жизнь прошла, пустых забот не зная.

П. Порфиров.

Из "Гюлистан, или Царство роз" величайшего персидского поэта Саади (1184-1291). На русский язык басня была переведена Жуковским ("Сон Могольца").

209. Лев, Обезьяна и два Осла

(Le Lion, le Singe et deux Anes)

Лев, чтоб страною лучше править,

И в знаньях чувствуя изъян,

В один прекрасный день велел себе представить

Умнейшую из обезьян,

Желая у нее немного поучиться.

Она ученою слыла,

И первый свой урок, чтоб отличиться,

Она царю такой дала:

"Великий Государь, чтобы разумно править,

Должны всему вы предпочесть

Своей страны довольство, честь,

И личные желания оставить.

Несчастье той стране, где личный интерес

Пред государственным имеет перевес!

Великий Государь, порока хуже нет,

Чем самолюбие. Меж нами

Все зло посеяно его сынами.

Оно - отец всех зол и бед.

Понятно, отрешиться сразу

От самолюбья мудрено;

Но умерять его должно

Хоть понемногу, раз от разу;

Иначе можно стать смешным

Или прослыть несправедливым.

Вы, Государь, не будете таким

В своем величьи горделивом".

- Дай мне, - сказал король сурово,

Пример того или другого.

-Известно вам, что всякий возвышает

Себя перед другими, для чего

Он прочих всех поносит и ругает;

Такой прием не стоит ничего.

Самолюбивые ж, напротив: те, лукаво,

Превознося налево и направо

Себе подобных, через них

Тем хвалят и себя самих.

Теперь легко вам догадаться,

Что часто лишь уменье притворяться

Таланты заменяет нам;

Уменье то дано невеждам и глупцам.

Однажды два Осла тропинкою глухой

Шли, говоря между собою:

Хвалили оба с важностью тупою

Они друг друга вперебой.

"Ах, сударь! - говорил один из двух Ослов.

Вас, верно, глупостью своею поражают

Все люди. Ведь они одним из бранных слов

И наше имя поминают!

Поносят наш великий род!

Ослом у них зовется идиот.

И ржанием зовут, себе же на позор,

Наш гармоничный смех и разговор!

Забавны люди мне. Они воображают

Себя прекраснее, чем мы.

Свои слова, свои умы

Все удивительным считают!

Нет, нет! пусть сударь говорит,