Юрий Хазанов - Мой марафон

— Это Каплин,— сказала Тата.— Его что, забыли?

— Конечно,—ответил Вова.—Не видишь?

— Он не хотел уезжать и спрятался в лесу,— сказал Тоська.— А потом вышел и говорит...

— Только никому не говори,—сказал Вова Тате.—Я его сейчас под кровать посажу... Каплин, иди ко мне! Лезь!.. Ну! А когда все уснут, гулять выведу.

— Кап, Кап! — сказала Тата.—Ты хороший, да? Я его буду Кап называть. Лучше, чем какой-то Каплин. И ему больше нравится: видите, хвостиком машет? Верно, Кап?

Она ещё что-то говорила, но ребята не слушали, а запихивали Каплина под кровать. Только он всё время вылезал.

— Лежать там! — говорили ему.— Слышишь? Лежать!

— Так он вам и лёг,— сказала Тата.— Ещё чего! Правда, Кап?

— Привязать надо,— предложил Тоська.

Они с Вовой улеглись на пол и привязали Каплина за поводок к ножке Вовиной кровати. Когда вылезли из-под кровати, Тата сказала:

— А если он лаять будет?.. Ты будешь, Кап?

— Не будет,— ответил за него Вова.— Он у дяди Семь всегда один сидел. Привык.

— Давайте выйдем и проверим,—сказала Тата.—А ты, Капочка, оставайся. Да, Кап?

— Заладила своё «Кап»,— сказал Тоська, когда вышли из палаты.

— А мне тоже больше нравится,— сказал Вова.— Каплин очень длинно. Особенно если позвать надо: «Каплин, Каплин...» За это время десять раз «Кап» крикнуть можно.

Не успели ребята выйти из палаты, как раздался вой. Они поглядели друг на друга. Вой раздался снова.

— Кто это воет? — спросил Вова.— Как шакал.

— Кто? Ясно, Кап,—сказала Тата.

— Так собаки не воют,— сказал Тоська.

— Тебя бы привязать — ещё не так бы завыл.

Она хотела пойти в палату, но Вова не дал — может, сам успокоится. Он ведь привык один — у дяди Семь...

И верно: Каплин повыл-повыл и замолк. Может быть, уснул, кто его знает.

Уже темнело. Они прошлись немного по лагерю. Всё было тихо. То есть кругом, конечно, разговаривали, но воя больше не было. Потом заиграл горн к ужину.

В столовой Тата сказала через весь стол:

— Я — хлеб.

И никто не понял, кроме Вовы и Тоськи.

— Я — каша,— сказал Вова.

— Вам что, добавки? — спросила дежурная.

— А чего, добавка не помеха,— сказал Тоська и протянул тарелку. Молоко они, конечно, выпили, а кашу, когда все встали, забрали в руки и понесли. Сначала из неё капало молоко, но пока донесли до палаты, каша почти высохла. Они положили её на пол, а потом зажгли свет... и не узнали свою палату! Бовина кровать стояла боком, одеяло наполовину сдёрнуто, тумбочка перекосилась, подушка валялась на полу... А собаки под кроватью не было!

— Украли! — прошептал Вова и сел на чью-то постель.

— Вовсе не украли, а просто удрал,— сказала Тата.— Говорила, не надо привязывать. Сами посидели бы привязанные.

Только Тоська не растерялся: он пополз под всеми кроватями с одного конца палаты до другого. Добравшись до последней, он вылез, отряхнулся и треснул себя по лбу.

— Да вот же он! А я думал, это у Малахова трусы на подушке! Действительно, Каплин лежал на подушке, свернувшись клубком, и мирно посапывал.

— Капочка! — взвизгнула Тата и бросилась к нему, но Вова схватил её за руку.

— Тише, не буди! Он устал за день. Знаешь, сколько бегал!

Но Кап уже открыл глаза, повёл носом, сразу учуял гречневую кашу и вскочил с подушки. Глаза у него засверкали, как у льва. Видно, здорово проголодался.

Он съел всю кашу, даже пол вылизал, а хлеба есть не стал.

— Ну, а теперь спать,— сказал Вова, схватил Капа за поводок и полез под кровать.— Я его так привяжу, что не отвяжется, морским узлом. А ночью гулять пойдём и перед подъёмом.

До отбоя оставалось ещё время, и ребята не теряли его даром: по предложению Таты, они пошли на кухню, чтобы разведать, не найдётся ли там какая-нибудь лишняя кость для Капа. Потому что вдруг он проснётся ночью и начнёт скулить!

Кухня была заперта. Ребята походили по лагерю, а вскоре горн заиграл «спать, спать по палатам».

— Зайду попрощаюсь с Капочкой,— сказала Тата.

Но попрощаться ей не удалось. Ещё возле палаты они услышали такой визг и вой — что там шакалы!

В палате было полно ребят.

— Собака забежала!..

— Где? Какая? — слышались крики.

— В чём дело? Что тут происходит? — раздался голос Риты.

Раздвинув ребят, она тоже вошла в спальню.

— Говорят, бешеная...— сказал кто-то.

— Уже двух укусила!

— Никакая не бешеная! — заорал Вова, пробираясь к своей кровати.

— Сам ты бешеный! — крикнул Тоська.— Как дам сейчас!

— Самая нормальная,— сказала Тата.

— Что здесь творится, я вас спрашиваю? — в третий раз сказала Рита.— Можете мне, наконец, объяснить?

— Смотрите, вот! Чья это?

— Уши-то, уши! Как тряпки.

— Не трогай, укусит!

— Какой дурак привязал?!

— Никакой,—сказал Вова.

Рита уже подошла к кровати, из-под которой высовывалась ушастая морда Каплина.

— Чья это? — повторила Рита.

В палате стало тихо. Так тихо, что Вова услышал своё сердце. Другие не слышали, а он слышал: громко так бухало, что даже в ушах звенело.

— В таком случае, чья это кровать? — Это опять Рита спросила.

— М... моя,— промычал Вова.

— Значит, кровать твоя, а чья собака, неизвестно?

— Почему неизвестно? Известно. Это Каплин. А хозяин дядя Семь... У него родословная знаете какая? Больше чем альбом для рисования. И охотничий инстинкт...

— Ну вот что, немедленно убирайте из лагеря свою охотничью собаку,— сказала Рита.— И чтоб никаких мне инстинктов и родословных.

Но тут вперёд вышла Тата и сказала, что сегодня к Вове папа приезжал, а собака осталась. Не захотела ехать... Она очень дорогая: стоит, может быть, сто рублей.

— Ну да, сто — тыщу! — сказал Тоська.

— В лагере не место собакам! — крикнула Рита.— Если все тут начнут держать собак...

— Не все,— сказала Тата.— Только одна.

— Это что же будет? — продолжала Рита.— Тройский заведёт себе собаку, Ляминой кошку захочется, а Фёдорова скажет: хочу козу! Не лагерь, а зоопарк.

Ребята засмеялись и начали предлагать каждый своё:

— У меня ишак!

— У меня жираф!

— А у меня кашалот!..

— А у меня...

— Нечего смеяться,— разозлилась Тата.— Что ж, его выбрасывать? Он ведь живой всё-таки...

— Никто не говорит — выбрасывать,— сказала Рита.— Но чтоб собаки здесь не было. И вообще, как это? Привезли из города... Я ещё поговорю с твоими родителями, Тройский.

— Да она же сама осталась! — сказал Тоська.— Ей в лагере очень нравится.

— Как это сама?

В это время подошёл Аркадий.

— Аркадий, видишь, что в твоём отряде происходит? — сказала Рита.— И опять те же самые... Притащили откуда-то паршивую собаку и прячут под кроватью.

— Вижу,— сказал Аркадий.

— Так вот, чтоб никаких собак и через пять минут всем спать! — крикнула Рита на прощание и вышла, хлопнув дверью.