Гектор Мало - Без семьи

- Но мы умрем с голоду!

- Самая большая опасность не в этом.

- Послушай, "учитель", не пугай! В чем же, по-твоему, самая большая опасность?

- Голод не так страшен. Я читал, что однажды рабочие, так же как мы, застигнутые водой в шахте, просидели без еды целых двадцать четыре дня. Нет, голод меня не пугает.

- А чего ты боишься, если думаешь, что вода больше не поднимется?

- Мы находимся под землей на глубине сорока метров, и, вероятно, над нами тридцать пять или сорок метров воды. Это значит, что воздух подвергается давлению четырех или пяти атмосфер. Сколько времени можно прожить в таком сжатом воздухе? Вот что меня беспокоит и что мы узнаем на собственной шкуре.

Я не имел никакого представления о сжатом воздухе, и потому меня сильно испугали слова "учителя". Остальные мои товарищи знали не больше моего, а потому их, так же как и меня, пугала неизвестность. Несмотря на то что "учитель" сознавал всю безнадежность нашего положения, он продолжал думать о том, как бы подольше продержаться.

- Главное, надо устроиться так, чтобы не свалиться в воду, - заявил он.

- Мы уже вырыли ступеньки.

- Вы скоро устанете стоять в одном положении.

- А ты полагаешь, что мы здесь долго проторчим? Нам придут на помощь.

- Безусловно. Но сколько времени пройдет, пока организуют наше спасение? Только те, кто наверху, могли бы это сказать. Мы же находимся под землей, и нам следует устроиться как можно лучше; если кто-нибудь из нас поскользнется, он погиб.

- Давайте свяжемся веревкой.

- А где веревка?

- Будем держаться за руки.

- По-моему, лучше всего вырыть площадки. Нас шестеро, на двух площадках мы гложем расположиться все.

- А чем рыть?

- Кирок-то у нас нет!

- Крючками от лампочек - там, где мягкий грунт, и ножами - где твердый.

Своим хладнокровием и решимостью "учитель" завоевал у нас авторитет, который возрастал с каждой минутой. В этом величие и красота мужества - оно внушает уважение. Мы чувствовали, что "учитель" морально сильнее нас, и ждали теперь от него спасения.

Все усердно принялись за работу, потому что поняли, что нужно устроиться так, чтобы не скатиться в воду.

- Сперва выберем места, где легче рыть, - предложил "учитель".

- Послушайте, - обратился к нам дядя Гаспар, - у меня есть предложение. Среди нас только один "учитель" сохранил присутствие духа. Хотя он такой же шахтер, как мы, но он знает больше других. Я предлагаю выбрать его начальником и руководителем работ. Что вы на это скажете, товарищи?

- Мы ждем твоих распоряжений, "учитель".

- И будем тебя слушаться.

- Ладно, - ответил "учитель", - если вы так решаете - я согласен, при условии, что вы будете делать все, что я прикажу. Нам, вероятно, придется здесь пробыть долго, и неизвестно, что может еще случиться. Но что бы ни произошло, вы обязаны меня слушаться. как своего начальника.

- Будем слушаться, - ответили все хором.

- Клянетесь? - спросил "учитель".

- Клянемся, - снова ответили шахтеры. И мы принялись за работу. У всех имелись хорошие ножи с крепкой ручкой и прочным лезвием.

- Трое самых сильных будут рыть, - сказал "учитель", - а более слабые: Реми, Пажес и я - выравнивать площадку и убирать породу.

- Нет, только не ты, - перебили его шахтеры. - Ты наш инженер, и ты уже стар, чтобы работать.

Нам предстояло вырыть в сланце две площадки такой величины, чтобы на каждой из них без риска скатиться вниз могло поместиться трое. Сделать это одними ножами было делом нелегким. Двое рыли грунт, а третий сбрасывал куски сланца. "Учитель" с лампой в руке следил за работой. При рытье мы нашли несколько обломков деревянной крепи, и они нам очень пригодились. Ими мы удерживали щебень, не позволяя ему скатываться вниз.

После непрерывной трехчасовой работы мы вырыли площадку, на которой могли усесться.

- Пока довольно, - объявил "учитель". - Позже мы увеличим площадку с таким расчетом, чтобы можно было на ней лежать. Не следует сразу расходовать много сил и утомляться.

"Учитель", дядя Гаспар и я разместились на нижней площадке, трое остальных - на верхней.

- Надо поберечь лампы, - сказал "учитель". - Потушим их, пусть горит только одна.

Все его приказания выполнялись немедленно, но только мы собрались потушить лампочки, как "учитель" остановил нас;

- Минутку... А вдруг лампа потухнет? Есть у кого-нибудь спички?

Несмотря на то что в шахтах строго запрещалось зажигать огонь, почти у всех рабочих оказались в кармане спички. Четверо ответили:

- У меня!

- У меня тоже есть, - продолжал "учитель", - но они мокрые.

То же самое оказалось и у других, потому что у всех спички лежали в карманах брюк.

Карори, который соображал очень туго, наконец ответил:

- У меня тоже есть спички.

- Мокрые?

- Не знаю. Они у меня в шапке.

- Давай сюда шапку!

Вместо того чтобы подать свою огромную меховую шапку, Карори передал нам коробку спичек. Спички оказались сухими.

- Тушите лампы! - приказал "учитель". Осталась гореть одна лампочка, еле освещавшая нашу клетку.

ГЛАВА V. В ЗАБОЕ.

Теперь в шахте стояла полная тишина. Шахта была затоплена, как правильно сказал "учитель", и вода, залив все галереи, замуровала нас в нашей тюрьме более прочно, чем каменная кладка. Это тяжелое, непроницаемое, мертвое молчание было страшнее того оглушительного шума, который мы слышали во время низвержения воды. Мы оказались в могиле, погребенные заживо. Над нашими головами находилось около сорока метров земли.

Работа отвлекает, и, окончив ее, мы все сразу пали духом.

В спертом воздухе становилось трудно дышать. Я чувствовал тяжесть в груди и звон в ушах. Вероятно, "учителю" было не легче, чем нам, но, желая отвлечь нас от мрачных мыслей, он заговорил:

- А теперь давайте посмотрим, что у нас есть из провизии. У кого есть хлеб? Все молчали.

- У меня в кармане корка хлеба, - ответил я

- В каком кармане?

- В кармане брюк.

- Тогда твой хлеб превратился в кашу. Но все-таки покажи его.

Я полез в карман, куда утром положил вкусную, хрустящую корочку, и вытащил оттуда какую-то слякоть. Я собирался уже бросить ее, но "учитель" остановил меня:

- Побереги эту похлебку, скоро она покажется тебе очень вкусной.

Такое предсказание было мало утешительным, но в то время мы не обратили на него внимания.

- Ни у кого больше нет хлеба? - спросил он. Никто не откликнулся.

- Это очень неприятно, - продолжал он.

- Ты что, голоден разве?

- Я забочусь не о себе, а о Реми и Карори. Хлеб нужен будет для них.

- А почему не для нас всех? - спросил Бергуну. - Это несправедливо.

- Значит, если б у нас был хлеб, мы бы сейчас перессорились? А вы как будто дали обещание слушаться меня. Но я не желаю никакого спора и объясню вам сейчас, почему хлеб предназначается для Реми и Карори. Установлено, что люди зрелого возраста, но не свыше шестидесяти лет, обычно более выносливы, чем молодежь. А Реми и Карори моложе всех пас.